– Почему же вы ничего не предпринимали? Почему молча ждали, пока Эстебан убьет меня?
– Я ждал не этого, – грустно усмехнулся Йел. – Я ждал, когда мне представится возможность действовать. Вы с Кальдаком не дали мне побыть героем.
– Вы не герой, Йел.
– Правильно, я не герой. Просто у меня свои приоритеты. – Йел отвернулся. – Завтра вечером я вылетаю в Тель-Авив. Утром загляну к Кальдаку.
– Вы считаете, что он захочет вас видеть?
Йел утвердительно кивнул.
– Он наверняка рассердится на меня за то, что я использовал в качестве приманки вас, но идею приоритетов он поймет.
– Чушь!
– Бесс, он поймет меня. Посудите сами: когда Кальдак ехал на мельницу, ему больше всего на свете хотелось свернуть шею Эстебану. Но все-таки он не стал в него стрелять. Он знает, что такое приоритеты. Смерть Эстебана не была для него в тот момент главной целью.
* * *
Когда на следующий день Бесс вошла в палату, Кальдак сидел в постели.
– Ты же должен лежать! – набросилась на него Бесс.
– Я отлично себя чувствую. Не понимаю, почему они не хотят меня выписать.
– Так тебе и надо. Нечего было лезть под пули.
Выглядел Кальдак неважно, но все же гораздо лучше, чем накануне. На его щеках даже появился легкий румянец.
Бесс поставила в вазу только что купленный букет цветов.
– Йел был у тебя?
Кальдак кивнул.
– Да, только что ушел.
– Он говорил, что ты его поймешь.
– Я действительно понимаю его.
– А я – нет! Это предательство, Кальдак. Я считала его своим другом.
– Он и был твоим другом.
– Друзей не насаживают на крючок, чтобы бросить врагу, как приманку!
Кальдак молчал.
– Мне плевать на приоритеты! – кричала Бесс. – Это не правильно. Он не должен был так поступать. Но я… – Слезы вдруг подступили к ее глазам. – Он мне все равно нравится. И это тоже не правильно.
Кальдак поднял голову.
– И что я должен сделать? Объяснить тебе его поступок? Обелить его? Нет, уволь. Себя я не оправдывал и его не стану. Мы оба тебя использовали и оба предали. Сколько бы мы сейчас ни сожалели об этом, факт остается фактом. Тебе придется или простить нас, или попытаться вычеркнуть нас из памяти.
– Что значит – «попытаться»? Почему ты думаешь, что я не смогу этого сделать?
Кальдак пожал плечами.
– Йела ты, может, и забудешь. А меня – нет. – Он долго молчал, словно не решаясь заговорить, потом негромко произнес:
– Ты нужна мне, Бесс. Очень тяжело говорить тебе такие слова, но ты мне нужна, и я тебя не отпущу. Хочешь считать меня сволочью – считай. Но если ты захочешь убежать от меня, я стану тебя преследовать. В конце концов, преследовать – моя профессия. Я не буду тебя беспокоить, просто ты всегда будешь знать, что я рядом. И когда-нибудь ты придешь ко мне и скажешь, что я тебе тоже нужен.
Бесс мрачно покачала головой.
– Не говори ничего, Бесс. Мы не можем убежать от того, что нам суждено.
– Может быть, это и случится, – медленно проговорила Бесс. – Только не дави на меня.
– Я не давлю, – ответил Кальдак. – Я просто объясняю тебе, что тебя ждет. Я ведь понимаю, что ты по-прежнему винишь меня в смерти Эмили.
– Нет, – вздохнула Бесс. – Я была не права. Ты же не знал, что она захочет поехать со мной в Тенахо. Я даже не виню тебя в том, что ты заманил туда меня. Это было чудовищно, но я понимаю, что тобой двигало. Приоритеты, черт возьми! Опять приоритеты. И ты, и Йел помешаны на своих приоритетах.
– Положим, я помешан на тебе еще больше, чем на приоритетах.
– Хватит с меня помешательств! – заявила Бесс. Она чувствовала, что необходимо как-то отгородиться от Кальдака, потому что его близость сводит ее с ума. С самой первой встречи этот человек прибрел непостижимую власть над ней.
– В моем помешательстве нет ничего ненормального, – возразил Кальдак. – Мы с тобой прекрасно подходим друг другу.
– Только в сексуальном смысле.
– Да, да, и еще раз да, но не только! – вышел из себя Кальдак. – И ты это знаешь. Я… Я люблю тебя, Бесс. Я не могу позволить тебе исчезнуть из моей жизни. Я хочу быть с тобой и любить тебя.
Внезапно Бесс поняла, что тоже хочет остаться с ним навеки. Ни один мужчина так не манил ее к себе, как Кальдак. Но она знала, что сейчас не может быть с ним. А возможно, и никогда не сможет.
– Расскажи мне про Накоа.
Кальдак мгновенно напрягся.
– Я все тебе рассказал.
– Ты не рассказал мне про жену и сына. Я знаю Кальдака, а Дэвида Гардинера совершенно не знаю. И не надо говорить, что того человека больше нет. Прошлое остается с человеком, как бы он себя ни называл.
Кальдак долго молчал, потом с усилием выговорил:
– Хорошо, я расскажу тебе.
– Но ты ведь не, хочешь говорить, Кальдак! И видит бог, я не собираюсь силой принуждать тебя к откровенности. Просто я считаю, что нельзя жить одним прошлым. Если ты когда-нибудь сможешь сказать, что избавился от прошлого, тогда есть надежда. – Бесс решительно поднялась. – А сейчас этот разговор ни к чему не приведет. Слишком мало времени прошло.
– Не уходи. Скажи прямо и честно, как ты относишься ко мне.
– Сама не знаю, как я к тебе отношусь, – призналась Бесс. – Мне грустно, я зла на тебя, благодарна тебе…
– Не нужна мне твоя благодарность! – горячо перебил ее Кальдак. – Впрочем, я приму и ее, если ты останешься со мной. Бесс взялась за ручку двери.
– Прости, Кальдак, я еще не знаю, что мне делать.
– И не узнаешь, если вот так сбежишь и спрячешься от меня.
– Я не убегаю и не прячусь, – обиженно возразила Бесс. – Просто у меня есть определенные обязательства. Я должна вернуться в Колинсвилл. Моя кровь по-прежнему нужна Доновану. Сыворотку необходимо создать хотя бы на тот случай, если этот самый антракс не весь уничтожен. Еще мне надо навестить Джози. А потом я поеду в Канаду и дождусь возвращения Тома и Джули. Их отпуск подходит к концу. – Она старалась говорить спокойно, но голос ее предательски дрожал. – Я должна сама рассказать им о смерти Эмили. Я не убегаю от тебя. Просто у меня своя жизнь.
– А у меня своей жизни нет, – с горечью произнес Кальдак. – Но я постараюсь наладить ее. Дай мне немного времени. Хорошо, иди. Но помни: мы с тобой еще увидимся.
Бесс вышла из палаты.
Только сейчас она по-настоящему поняла, что любит его. Любит, но покидает в такую минуту, когда нужна ему больше всего. Закончено дело, ради которого Кальдак жил много лет. Он опустошен сейчас и дьявольски одинок.