— Я уже говорила Чарли, что все хорошо понимаю.
Дейзи чувствовала на себе пристальный взгляд Джейсона. Она вдруг вспомнила, что он говорил о своих фантазиях, которые приходили ему на ум, когда он наблюдал за ней во время сеансов. Сердце ее бешено забилось, когда она представила, как они вдвоем сидят обнаженные в этом массивном испанском кресле, и Джейсон ласкает ее, покачивая на своих коленях…
Словно под действием непреодолимой силы, она перевела взгляд на Джейсона и тут же пожалела об этом. Поймав ее взгляд, глаза его загорелись, а на лице отразилась вся гамма чувственных переживаний. Дейзи интуитивно поняла, что он вспоминал об ощущении блаженства, которое испытывал в тот вечер, что от него не ускользнула ее тщетная попытка унять дрожь в коленях.
— Поверни голову чуть левее, Дейзи. — Голос Чарли отрезвил ее. Она быстро отвела взгляд от лица Джейсона и повернула голову налево. «Господи, хоть бы он ушел!» Жар желания пронзил ее тело, а груди стало тесно в корсете. Голова закружилась, губы открылись, чтобы набрать побольше воздуха.
Как бы в ответ на ее молчаливую мольбу Джейсон встал, но не ушел, а направился к пианино, сел и начал тихо наигрывать.
Захватывающие душу звуки музыки полились по комнате, наполняя ее чарующей красотой.
Дейзи крепко, до боли в суставах вцепилась пальцами в ручки кресла, не отводя взгляда от склоненной над клавиатурой темноволосой головы Джейсона. От прилива чувств к горлу подступил комок, глаза наполнились слезами, Боже, как прекрасна была его музыка!
Даже Чарли музыка заставила оторваться от работы. С минуту он стоял, вслушиваясь в нее, затем сказал:
— Мне нравится мелодия. Кажется, раньше я ее не слышал.
— Не удивительно. — Джейсон через плечо бросил взгляд на Дейзи. — Эта музыка из нового бродвейского мюзикла. Ни пластинок, ни кассет с его записью еще не выпустили.
— Как называется мюзикл?
— «Последняя любовь», — ответил Джейсон. — Эту мелодию поет ведущее сопрано. — Продолжая играть, Джейсон улыбнулся Дейзи. — Думаю, вам и слова понравятся.
Покоренная музыкой, Дейзи завороженно смотрела на него.
— Чудесно звучит, — пробормотал Чарли, возвращаясь к своей работе.
«Чудесно — не то слово! Восхитительно! Изумительно! Прекрасно!» — подумала Дейзи.
— Тебе нравится? — тихо спросил ее Джейсон. Зачем он спрашивал? Ему и без слов было понятно, что она потрясена.
— Да, — кивнула она, пытаясь скрыть волнение.
— Пожалуй, я мог бы найти для тебя ноты.
Она промолчала.
— Хочешь, я достану ноты?
— Спасибо, нет. Сейчас я вся полна Фантиной.
— Ну что ж, если надумаешь, скажи. Я всегда готов услужить.
«Как Люцифер Еве», — подумала Дейзи.
Джейсон продолжал тихо играть, постоянно возвращаясь к мелодии «Последней любви».
В конце концов, Дейзи не выдержала. Натянуто улыбнувшись, она вскочила с кресла и спрыгнула с помоста.
— Прости, Чарли, мне надо сегодня поехать в театр пораньше, а до этого привести голову в порядок.
Повернувшись к Джейсону, она сухо сказала:
— Не жди меня. Я поеду на своей машине.
— Почему же? — возразил Джейсон, продолжая играть. — Мне все равно нечего делать.
Дейзи бросила на него испепеляющий взгляд, прошла в свою спальню, в сердцах хлопнув дверью. Пока она торопливо переодевалась и причесывалась, ее неотступно преследовали мелодии «Последней любви», доносившиеся из гостиной. Как только они вышли на улицу, она взорвалась.
— Мы так не договаривались!
— Тебе не понравилось доставленное развлечение? — спросил он, галантно открывая перед ней дверцу машины.
— Ты… Как ты можешь? Это нечестно!
— Знаю. — Он сжал зубы. — Но ты не оставила мне выбора. Я с первой минуты понял, что ты едва переносишь мое присутствие.
Дождавшись, когда он сел в машину и включил мотор, она сказала:
— Ты прав. Должна тебе сказать: я поняла, что вчера совершила ошибку. Я была расстроена и…
— Ты хочешь, чтобы мы вернулись к дружеским отношениям, — закончил он за нее и покачал головой. — Обратного пути нет.
— Но так будет лучше, — твердо сказала она, глядя прямо перед собой. — Я не выдержу этого.
— Тогда не стоило начинать.
— Признаю, что сама во всем виновата, — она говорила медленно, стараясь быть убедительной. — Что сделано, то сделано, а теперь я решила, что нам незачем продолжать.
Он пристально посмотрел на нее.
— Не собираюсь спорить с тобой.
— Тут не о чем спорить. Я приняла решение.
— Решения принимают, но не всегда им следуют. — Нажав на педаль акселератора, он резко сказал: — Ничего у тебя не получится, Дейзи. Сначала я хочу испытать, что это такое.
Она удивленно посмотрела на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Лишь то, что ты только что объявила мне войну. — Он криво усмехнулся. — И что я не собираюсь капитулировать и брать пленных. — Он тяжело вздохнул. — Ни к чему все это. Послушай, давай договоримся. Я забуду на время о Дездемоне, но взамен хочу получить от тебя кое-что. Я ведь прекрасно знаю, что могу доставить тебе удовольствие. Приходи ко мне в отель после спектакля, и я докажу тебе это.
Он ждал ответа, но Дейзи молчала.
— Ты подумаешь об этом?
Она нехотя кивнула головой. Она готова была согласиться на все, чтобы прекратить этот мучительный для нее разговор.
— Подумаю.
В тот вечер в антракте после первого акта Джейсон постучал в дверь грим-уборной, прежде чем открыть ее.
Дейзи резко повернулась и замерла, увидев его.
— Не ожидала, что ты придешь. Сидел в зале?
Он отрицательно покачал головой.
— По-моему, я говорил тебе, что больше не хочу видеть тебя на сцене.
Не будь Дейзи так взволнована, она сразу обратила бы внимание, что на нем не было вечернего костюма. Одетый в облегающие джинсы и белую сорочку, Джейсон выглядел настолько привлекательным и желанным, что она готова была отказаться от своего решения. «Это всего лишь предательские импульсы тела», — в отчаянии убеждала себя Дейзи. Она не могла не любить его, но страстное влечение отметала полностью. Приняв решение, она должна быть стойкой до конца.
Но, боже, с каким трудом это ей давалось!
Собрав всю свою волю, она решительно повернулась к зеркалу и надела парик с кудряшками. Взглянув на свое отражение в зеркале, Дейзи совсем упала духом. Свободная, собранная в складки широкой лентой у горла ночная сорочка, в которую она была одета для последней сцены, и парик придавали ей вид беззащитного ребенка.