— Утро вечера мудренее, — снова улыбнулся Джордан. — Я уверен: когда ты отдохнешь, то примешь правильное решение. А сейчас пора спать. — И он мягко, но решительно заставил ее улечься на меховую подстилку и укрыл сверху одеялом. — Спи.
Марианна горько улыбнулась. Как она может уснуть после всего, что он наговорил ей? Давний страх перед Небровым охватил ее с новой силой, но, пожалуй, не меньше пугал ее выход, предложенный Дрейкеном. Оказаться одной в чужой незнакомой стране в полной зависимости от этого странного человека? И опять решение зависит только от нее самой…
Дрейкен улегся поблизости, тоже укрывшись одеялом из овечьих шкур.
Единственным звуком, раздававшимся в тишине, было потрескивание горящих дров.
— Ради Бога, перестань трястись, — вдруг резко проговорил Дрейкен.
Она и не заметила, что дрожит. Теперь она постаралась напрячь все силы, чтобы унять дрожь, но та не проходила.
— По-моему, я замерзла.
— По-моему, ты лжешь. — Он снова сел на своей подстилке. — Я стерпел это в церкви, но мне очень надоело видеть, как ты притворяешься такой же сильной, как Грегор.
Внезапно Джордан оказался рядом с ней, и Марианна ощутила его горячие сильные руки на своих плечах.
На секунду она застыла от неожиданности, а потом попыталась его оттолкнуть.
— Лежи спокойно, — грубовато приказал он, прижимая ее к себе. — Я ничего плохого тебе не сделаю. — Несмотря на то, что голос его звучал резко, руки, отводившие волосы с ее лица, были удивительно нежными. — Наоборот, я хочу помочь тебе, хочу, чтобы ты забыла свой страх.
— Нет! — Едва сдерживая слезы, Марианна упрямо покачала головой. Если она хочет уберечь Алекса и сохранить тайну Джедалара, страх — ее единственная защита. Но Боже, как это тяжело — постоянно быть настороже, не верить никому и ничему. Дрожь превратилась в продолжительные судороги, сотрясавшие ее тело. Она с силой прикусила нижнюю губу. — Извините… Я не понимаю… почему… Я не… с той самой ночи…
Он опустился рядом с ней на подстилку и властно привлек ее к себе. Марианна в ужасе рванулась прочь, но он сжал ее в своих объятиях:
— Посмотри на меня, черт подери Я причиняю тебе зло?
Она отчаянно всмотрелась в его лицо. Его бледно-зеленые глаза сверкали, гипнотизируя ее, приказывая поверить ему. Она и правда ему поверила — и медленно покачала головой.
— Успокойся. — прошептал он. — Ты измучилась и перепугалась, и это нормально. Просто успокойся. Забудь обо всем.
От него пахло кожей, мускусом и хвойным дымом костра.
И Марианну вдруг охватило чувство покоя и умиротворенности. Ей хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать.
— Хорошо. — Его голос согревал ее, опьянял, убаюкивал. Она всегда считала, что у голосов есть цвет. У его голоса был цвет темного бургундского. — Отдыхай. Ни о чем не беспокойся. Разреши мне позаботиться о тебе.
Надо стряхнуть с себя это оцепенение, туманно подумала она. Близость этого человека опасна не потому, что он может поступить с ней так, как те поступили с ее матерью, но потому, что у нее появилось такое странное чувство, словно она с ним сливается.
Нельзя бороться с противником, если станешь его частью.
Но она не пошевелилась. Она будет бороться завтра, когда восстановит силы. Сейчас она в безопасности. Странно думать о безопасности в связи с Джорданом Дрейкеном, — но не более странно, чем все, что произошло сегодня вечером…
Нет!
Марианна резко приподнялась и села, прижав одеяло к груди, тяжело дыша, готовая защищаться.
— Ты упорно стараешься все себе осложнить, — спокойно, даже равнодушно произнес Джордан.
Все еще с трудом переводя дыхание, она облизнула пересохшие губы.
— Я очень устала. Мне можно лечь? Он улыбнулся и немного подвинулся.
— Я буду в восторге. Я никогда не отказы…
— Тут он встретился с ней взглядом, и его улыбка исчезла. — Не смотри на меня так, черт подери. Я просто забыл. В определенных обстоятельствах слова произносятся бездумно.
Марианна знала, какие обстоятельства он имеет в виду. Сколько постелей и женщин сделали такую реакцию инстинктивной?
Он тихо сказал:
— Секунду назад ты знала, что тебе ничто не угрожает. Что же изменилось? — Он перешел на свою подстилку и сел. — Я предложил тебе заботу и дружеское участие, но ты глупо отказываешься от того, что тебе так необходимо.
Ничего не ответив, Марианна легла и закуталась в одеяло.
— Ты будешь тут молча лежать, и думать, и беспокоиться, а потом снова затрясешься.
— Это была мимолетная слабость. Я же сказала: я немного устала. Сейчас уже все прошло.
— Черта с два!
Она опять не ответила.
— Расскажи мне, как работают со стеклом, — неожиданно попросил Джордан. Она снова напряглась, но он нетерпеливо добавил: — Не про Окно в Поднебесье. Мы договорились о нем не упоминать. Расскажи мне о твоей работе.
— Зачем? Вам это неинтересно.
— Тебе нравится этим заниматься?
— Конечно, что за глупости!
— И как ты себя при этом чувствуешь? Марианна поняла, что никогда над этим не задумывалась. Работа просто всегда была в ее жизни, была частью ее самой, — и это нельзя отделить, как нельзя отделить цвет от пластины стекла.
— Хорошо. Плохо. Иногда я злюсь.
— Почему?
— Вам не понять.
— Совершенно верно. Не понять, если ты мне не объяснишь.
Почему бы ей не ответить ему? Тема вполне невинная.
— Иногда возникает образ, а воплотить его невозможно: руки недостаточно умелые, или цвет неудачный, или стекло слишком толстое и не служит солнцу.
— Не служит солнцу?
— Ведь это солнечный свет, струящийся сквозь окно, оживляет стекло. Зачем бы мы создавали окна, если не для того, чтобы служить солнцу?
— Ты говоришь так, словно почитаешь бога солнца.
Она нахмурилась:
— Я не язычница.
— Я в этом не уверен. А что ты испытываешь, когда работа удается?
Как ей описать это, когда таких слов не существует?
— Такое ощущение… как будто внутри у меня что-то разбивается.
— Правда? Как неприятно.
— Ничуть. Пока ты работаешь, у тебя словно лихорадка, тебя охватывает жгучее нетерпение, хочется поскорее закончить, а потом наступает удивительное чувство умиротворения. — Она беспомощно встряхнула головой. — Я же говорила, что вы не поймете.
— Наоборот, ты описала состояние, с которым я хорошо знаком. — Он помолчал, а потом, искренне рассмеявшись, повторил: — Да, очень хорошо знаком.
