Эдуардо пожал плечами:
— Красотой не наешься. А на пенсию больше чашки кофе с круассаном не купишь. Вот и весь мой завтрак. — Он опять посмотрел в сторону озера. — Но я, конечно, человек счастливый. Вы правы, эта красота питает душу.
— Хорошо Люцерн знаете?
— У нас городок маленький. Тут и знать особо нечего. Незнакомец подался вперед.
— Тогда, может, согласитесь показать мне другие достопримечательности? Я не так богат, но ваш труд будет вознагражден. — Он помялся. — Если вас это не обидит.
Эдуардо потягивал кофе и размышлял над неожиданным предложением. Человек вроде учтивый, изъясняется культурно, не шатается бесцельно, как многие из прибывающих в Люцерн туристов, а таких здесь целые толпы бродят. Наверное, преподаватель или госслужащий — одет обычно и, судя по всему, недорого. И, похоже, ему знакомо понятие «гордость нищих». Уважителен, а застывший в его глазах робкий вопрос звучит привлекательно…
Почему бы и нет? Лишние деньги не помешают, да и приятно чувствовать себя полезным. Дни сейчас длинные, не знаешь, как время убить, а жизнь пенсионера оказалась совсем не такой, как он ее себе представлял. Теперь он понимал, почему старики часто увядают и опускаются, когда отпадает необходимость каждое утро отправляться на работу или по делам. Эдуардо медленно кивнул:
— Думаю, мы договоримся. А что конкретно вы хотели бы увидеть, мистер…
— Прошу прощения. Какая невоспитанность! Я не представился. — Он улыбнулся. — Меня зовут Ральф Викман.
Актос, писец, давший мне этот свиток, предостерегает, чтобы я не писала ничего, что может не понравиться Юлию, велит мне быть осторожной.
А мне надоело осторожничать. И кажется, меня больше не волнует, что это может прочесть Юлий и, не дай бог, рассердиться. Жизнь стала совсем безрадостной, и мне невыносима мысль о том, что он будет распоряжаться моей душой так же, как распоряжается телом. Мне нельзя ни с кем говорить — вдруг Юлий дознается и причинит им вред, но я знаю способ отправить тебе этот свиток, Пия. О тебе он не знает, так что риска тут нет. С тех пор как Юлий прознал, что я сошлась с Антонием, он держит меня под неусыпным надзором. Иногда мне кажется, уж не помешался ли он. Он говорит, что обезумел от любви, но ведь он никого, кроме себя, не любит. Он подкупил Антония, чтобы тот меня бросил, и думал, что я покорно прибегу назад и стану жить под его ярмом.
Я не буду ничьей рабыней. Эти люди понимают только две вещи: тело женщины и золото. И я сказала Юлию, что он может опять пользоваться моим телом, но при условии, что плата будет достойная. Почему бы нет? Я узнала, что такое любовь, а Антоний меня предал. Но сундук золота будет означать для нас свободу и безопасность до конца наших дней.
Юлий впал в ярость, но в конце концов дал мне то, что я просила. Сказал, чтобы я держала его в подземном ходе под охраной и чтобы он был уверен, что я не нарушу наш уговор и не скроюсь с этим золотом. Я поняла: он рассчитывает, что пресытится мною и тогда заберет свои деньги назад. Но этого не случится, я об этом позабочусь.
Если я что и умею, так это доставить мужчине удовольствие.
И держать это золото в залоге он тоже не сможет. Оно мое, моим и останется. Я уже начала переговоры со стражниками, которые его охраняют. Еще немного, и они будут на моей стороне.
А дальше вся надежда на тебя, Пия. Мой слуга Доминик доставит его тебе вместе с моими инструкциями. После этого он уедет из Геркуланума и укроется в деревне, на случай, если Юлий прознает, что он мне помогал. Я велела ему взять с собой Лео, ведь после моего ухода Юлий убьет всех моих близких. Он не посмотрит, что Лео еще ребенок, он же безумец!
Тебе тоже надо будет укрыться. Я попрошу Доминика запомнить с твоих слов, где ты будешь, и передать мне.
Надеюсь, мне удастся переправить тебе это письмо. Даже не знаю, что лучше — послать его вперед, чтобы ты успела подготовиться, или же сразу передать с Домиником, когда он приедет к тебе с золотом. Надо будет это поскорее решить.
Мне хочется дотянуться до тебя хотя бы через это письмо. Вдруг мы больше никогда не увидимся? Боюсь, такая опасность существует.
Нет! Я верю — все будет хорошо. Я не позволю Юлию одержать надо мной верх. Только прошу тебя, сделай, как я сказала.
С любовью, твоя Цира.
Господи! Джейн поймала себя на том, что у нее дрожат руки. Она сделала глубокий вдох и попыталась совладать с собой.
— Мощно, да? — Марио смотрел на нее со своего места. — Какая женщина!
— Да, правда. — Джейн посмотрела на бумаги. — Судя по всему, она решила, что сумеет переправить это письмо без риска. Ты сейчас переводишь ее второй свиток? Юноша кивнул:
— Только начал.
— Значит, мы не знаем, удалось ли ей вывезти золото из подземного хода до извержения?
— Пока не знаем.
— А известно, кто эта Пия? Марио покачал головой:
— Похоже, ее близкая подруга. Может, тоже актриса?
— Тревор сказал, что, судя по свиткам Юлия, ни родни, ни близких друзей у Циры не было. Был только слуга Доминик — бывший гладиатор. И мальчик, которого она подобрала на улице.
Марио кивнул:
— Да, Лео.
— Имени Тревор не называл. Но, наверное, он. Так кто же такая Пия?
— Не удивлюсь, если Юлий знал о Цире не так много, как ему казалось.
Это правда. Цира явно не хотела допускать Юлия в свою частную жизнь. Только в постель.
Марио заметил разочарование на лице Джейн и развел руками:
— Прости. Я же говорю — я только начал. Но Джейн не терпелось узнать больше.
— Я тебя понимаю, — снисходительно произнес Марио. — Но перевод требует времени. Важны не только слова, но и оттенки смысла. Тут требуется особая тщательность, чтобы не ошибиться. Тревор взял с меня слово, что я буду предельно точен в переводе.
— А Тревора лучше не разочаровывать. — Джейн сдалась. — Ладно, буду ждать. — Она сморщила нос. — С нетерпением!
Марио засмеялся, взял другую папку и встал.
— Не хочешь почитать что-нибудь из свитков Юлия?
— Конечно. Интересно узнать его мнение о Цире.
Но из твоих слов я заключаю, что сюрпризов не будет. — Она взяла из его рук папку и с ногами забралась на кресло. — А вечером, может, покажешь мне что-нибудь новое из ее второго свитка? Он отрицательно мотнул головой:
— С этим свитком у меня проблемы. Он сохранился хуже первого. Футляр был частично поврежден.
Ну что ж, она потерпит. Письмо Циры к Пие не только подтвердило силу ее характера, но и открыло целый новый пласт информации. Свитки Юлия тоже могут оказаться любопытными, а заняться ей все равно нечем — до самого вечера, когда Тревор поведет ее смотреть этот стадион. Джейн вздохнула:
