— Естественно. — Он достал мобильник. — Ты же сама говоришь, времени в обрез.
— И лучше бы они выловили и прикончили этого Рейли, чем вступать с ним в переговоры.
— Это точно! Дай ему золото — он его заберет, а сам опять забьется в какую-нибудь нору, только его и видели. Так и будет, вот увидишь!
— Согласна. — «Зато у Джейн появилось бы время благополучно выкрутиться из этой кошмарной истории», — подумала она. — Я скоро вернусь.
Ева захлопнула за собой дверь и стремительно сбежала с крыльца. Впереди галопом несся Тоби. Она спустила его с поводка. Ему надо размяться, а ей — собраться с мыслями.
Господи, как страшно! Что теперь делать? Она ничего не в силах изменить. Джо прав, лучше бы нашлось это золото.
Нет. Тогда…
Раздался собачий лай.
Тоби стоял посреди тропинки и лаял, глядя на лес. Он был напряжен, принял стойку и надрывался от лая.
— Тоби, Тоби! Ко мне!
Ноль внимания. В этих местах случалось, что с гор забредал медведь или даже пума. Не хватало только, чтобы Тоби ввязался в драку.
— Тоби!
Пес рванулся в заросли.
Ева бросилась за ним и схватила за ошейник:
— Тише, тише! Там никого нет. Но там кто-то был.
У Евы перехватило дыхание.
Пес рвался вперед, а она тянула его назад.
— Домой! Ну же, домой, мальчик! — Слава богу, пес послушался и побежал к дому.
А она — следом. Глупость какая, сердце так и колотится. Может, там и зверя-то никакого нет. Тоби все-таки простоват. Может, сова какая-нибудь или опоссум.
И все же она с облегчением вздохнула, когда показалось родное крыльцо. Ева присела на ступеньку, а Тоби улегся рядышком.
— Вот пожалуюсь Джейн, что ты не слушаешься, будешь знать! — прошептала она, кладя руку псу на спину. — «Ко мне» — это не «фас!». Тебя же мог медведь задрать!
Тоби на нее даже не смотрел. Не сводил глаз с тропинки.
У Евы по спине пробежал холодок. Нервы.
На дорожке никого не было. И никто им не угрожал.
Никто и ничто.
Но от этого легче не стало. Ева поднялась и вошла в дом. Собраться с мыслями так и не удалось, а ей это сейчас было необходимо.
— Идем, Тоби. Дам тебе чего-нибудь вкусненького, угощу тебя, хоть ты и не заслужил.
Джейн повесила трубку. Улыбка не сходила с ее лица. Ей всегда становилось легче, стоило поговорить с Евой и Джо. Она и не представляла себе, как скверно на душе у нее было до этого. И вот за какие-то несколько минут разговора она будто напиталась от них силой и уверенностью.
В дверь постучали. Не успела она ответить, как вошел Тревор.
— Готовься принимать гостей, — мрачно возвестил он. — Мне позвонил Венабл, он рвет и мечет.
— Почему?
— Ему не понравился твой последний разговор с родителями. Он называет это действием против всех правил безопасности, вмешательством в дела ЦРУ и угрозой национальным интересам.
— Что? — Тут до Джейн дошло. — Он что, слушает мой телефон?
— Да. Господи, он и меня слушает! Я ему разрешил. Так он чувствует себя увереннее, а поставить прослушку при желании всегда можно. — Он усмехнулся. — Я сказал, что мне нет дела, что ты наговорила Еве с Джо, но, судя по всему, ты перешла какую-то черту. О чем ты просила Джо?
— Чтобы он всех поставил на уши и помог нам вычислить Рейли и Грозака.
— Все ясно. Федералы страсть как любят, когда вторгаются в их юрисдикцию.
— Как у них все запущено!
— Согласен. — Тревор показал рукой на дверь. — Тогда, может, спустимся и так ему и скажем?
— Представляю, как он зол. — Она нахмурилась и вышла вместе с Тревором. — И мне, между прочим, не нравится, что мой телефон на прослушке.
— Это ты ему скажи, а не мне.
— Почему ты меня не предупредил?
— Ты и так была не в своей тарелке. — Он спускался по лестнице впереди нее. — А мне надо было, чтобы ты оставалась здесь. Это для меня очень важно.
— Но сейчас же ты мне сказал!
— Я решил, что в данный момент тебя отсюда и ядерным взрывом не спугнешь. Ты увлеклась. — Тревор обернулся. — Я прав?
Да, прав, будь он неладен. Она даже родителям сказала, что сейчас ее место здесь.
— Я увлеклась, — повторила Джейн. — Но это не значит, что я намерена мириться с этим вашим враньем.
— Понимаю. Вот почему я и посоветовал Венаблу выложить карты. — Он обернулся. — А еще затем, чтобы ты убедилась в его существовании и не считала, что я вешаю тебе лапшу на уши.
— Я так не считала.
— Ну, может, подсознательно… Ты же знаешь, я способен на большое коварство. Я хотел, чтобы ты знала, что я с тобой честен. — Он повернулся и распахнул дверь на улицу. — Впрочем, теперь, когда он считает тебя угрозой национальной безопасности, он может и не пожелать с тобой говорить.
Карл Венабл совсем не был похож на того нервозного субъекта, каким обрисовал его Тревор. Из вертолета по лесенке спускался большой и крепкий мужчина с копной рыжих волос с пробивающейся сединой, преисполненный уверенности в себе и сознания собственной значимости.
Он приблизился, и за его внешней уверенностью стали видны недовольное выражение лица и резкость движений.
— Я тебе говорил: не надо за ней ездить и тащить сюда! — упрекнул он Тревора. — Сэбот вне себя. Грозит снять меня с этого дела.
— Не снимет. Куинн поставит всех на уши, но ты при этом будешь представлен как положительный герой. Сэбот не станет подрывать твой авторитет, он будет думать, как бы половчей ответить на все вопросы и усидеть самому.
— Это ты так думаешь. — Он повернулся к девушке: — Вы себе не представляете, какого наделали шума. Теперь наша задача усложнится вдвойне. Куинн намерен привлечь Нацбез, а значит, мы будем подчинены им. Наши шансы достать Грозака могут стать ничтожными.
— Мне кажется, вам пока похвастать нечем, — заметила Джейн. — И мне неважно, усложнится ваша задача или нет, главное — чтобы одиннадцатое сентября не повторилось. Какое мне дело до вашей работы? Я буду поступать так, как считаю нужным. Венабл вспыхнул:
— Тогда я вас арестую и помещу под охрану как важного свидетеля!
— Погоди-погоди, Венабл, — вмешался Тревор. — Я понимаю, ты расстроен, но мы же знаем, что ты этого не сделаешь.
— А следовало бы, было бы лучше для нас всех. И для нее безопаснее. Рейли тогда до нее бы не добрался. Ты мне сам говорил, что он хочет использовать ее как разменную монету. Раз уж с ней столько хлопот…
— И еще я говорил, чтобы ты не трепался насчет Рейли, сукин ты сын! — вспылил Тревор. — Все испортил!