— Сами знаете, что нет. Впрочем, мне нет дела до того, что вы украли пару-тройку бесценных находок. Ваши менее известные коллеги занимаются этим сплошь и рядом. Когда я узнал про вашу страсть к роскоши, мне сразу стало ясно, что вы припрятали нечто очень ценное. В конце концов, я вас понимаю, жизнь — штука непростая, и каждый имеет право как-то ее облегчить.
— Мантки — ничуть не лучше меня. Он — скупщик краденого. И никогда не даст против меня показаний. Так что не пытайтесь меня запугать…
— Возможно. Но достаточно даже намека на скандал, чтобы ваша репутация рухнула, после чего вас с позором отправят в Лондон. Я знаю от Теда Карпентера, что вы очень дорожите своим честным именем. — Он улыбнулся. — А мне ничего не стоит сделать пару намеков репортерам.
— Карпентер… — Зонтаг поджал губы. — Вы пытаетесь меня шантажировать?
— Несомненно! Причем это оказалось до смешного просто. Я рассчитывал на более серьезное сопротивление.
Профессор нервно кусал губы:
— Вы хотите сказать, что забудете про мои дела с Мантки, если я соглашусь подтвердить, что найден скелет?
— И пообещаете, что в дальнейшем будете выполнять мои указания, не задавая никаких вопросов.
— Ну уж нет! — Археолог смерил Тревора злобным взглядом. — Заявление для печати я сделаю, но больше не ударю палец о палец.
— Ошибка. — Тревор посмотрел ему в глаза и заговорил совсем другим тоном: — Если бы вы посмотрели на меня внимательно, то сразу поняли бы, с кем имеете дело. Наклонности у нас с вами одинаковые, но вы любитель, а я профессионал. Поэтому вы мне не чета. Я загнал вас в угол, и вы прекрасно знаете, что выход у вас один — сдаться. Если вы встанете на моем пути, я не дам за вас и ломаного гроша. Я уничтожу вашу карьеру. Лишу возможности вести жизнь, к которой вы привыкли. А если вы выведете меня из себя, то положу конец и вашему жалкому существованию. Вы меня поняли?
— Вы блефуете, — пролепетал Зонтаг.
— Давайте проверим. — Тревор пошел к двери. — Я позвоню вам через несколько часов и продиктую, что сказать на пресс-конференции, которую вы созовете сегодня вечером. Слово в слово. Никакой отсебятины. Никаких корректив. Вы должны держаться естественно.
— Я ничего не обещаю.
— Обещаете? Я не поверил бы вам даже в том случае, если бы вы дали мне честное слово или поклялись на Библии. Вы сделаете это, потому что уже поняли: я слов на ветер не бросаю.
— У вас ничего не получится. Мои помощники знают, что в последнее время никаких раскопок в районе театра не было.
— Потому что вы наняли бригаду марокканцев, которая скрытно работала под покровом ночи. Это открытие должно было стать венцом вашей карьеры, и вы хотели сохранить тайну до тех пор, пока не будет сделано официальное заявление для прессы. Карпентер делает вам щедрое предложение. Он согласен остаться за кулисами и хочет лишь денежного вознаграждения. А вся слава достанется вам.
— Согласен, говорите? — Зонтаг умолк и задумался. — Пожалуй, я смогу сделать так, что это прозвучит убедительно, — наконец осторожно сказал он.
— Обязательно прозвучит. Готовьтесь морально. — Тревор открыл дверь. — Подробности сообщу позже.
Зонтаг.
Альдо жадно пробежал глазами статью в римской газете. Он смутно помнил, что слышал о Герберте Зонтаге от отца, и пытался вспомнить, что именно. Кажется, тот говорил, что Зонтаг — авантюрист и поэтому они могли бы работать вместе. Но из этого так ничего и не вышло. Отец открыл тоннель Пресебия и не собирался привлекать к этому делу другого археолога.
А теперь Зонтаг снова появился на сцене и хвастался своей великой находкой. Профессор все еще говорил о своем открытии так, словно это была большая тайна. Не назвал имя актрисы, найденной в фойе театра. Может быть, он и сам его еще не знал. Только упомянул о ее красоте и об украшении из золота и ляпис-лазури. И заявил, что найдена вторая Нефертити.
От этой фразы по спине Альдо побежали мурашки. Нет, она прекраснее Нефертити, подумал он. Цира!
А этот ублюдок Зонтаг уже пытался превратить ее в икону и обеспечить бессмертие.
Нет! Он этого не допустит.
Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. А потом начал просматривать другие газеты. Ничего нового. Альдо вывел на экран «Археологический журнал». Там не было ни слова об открытии Зонтага.
Он ощутил облегчение. Обычно этот еженедельник первым сообщал о каждой значительной находке, но сейчас он никак не отреагировал на первые намеки, появившиеся в печати еще до заявления Зонтага. Может быть, этот ублюдок просто втирает людям очки и пытается создать себе рекламу?
Ждать. Соблюдать осторожность. Ставка слишком высока.
Когда вечером позвонил Тревор, Джейн все еще читала интервью.
— Интервью Зонтага в «Нью-Йорк таймс»… Как вы сумели его уговорить? — спросила она.
— Это не моя заслуга. Как только эта история стала реальной новостью, а не просто слухом, все пошло само собой. Но это значит, что нам придется действовать быстро. Сейчас вокруг Зонтага начнут роиться репортеры, а на свете нет более опасного существа, чем назойливый репортер.
— Как насчет «Археологического журнала»?
— Я займусь им при первой возможности. Не могу бросить Зонтага. Он пыжится от гордости. Обожает видеть свою фамилию в прессе и завтра даст новое интервью. Он умен, но может допустить просчет, который нам дорого обойдется.
— Где находится редакция журнала?
— В помещении университетского издательства. Ньюарк, штат Нью-Джерси. Журнальчик маленький, для профессионалов, но очень важен для нас. Альдо никак не проявлялся?
— Если бы это случилось, Джо тут же сообщил бы вам. Сами знаете.
— Надеюсь, что сообщил бы. — Тревор сделал паузу. — Пока я корпел над этим интервью для прессы, нашел кое-что о вашем театре.
— В одном из интервью Зонтага?
— Нет, у Марио Латанца, репортера из Милана. Когда Зонтаг заявил, что скелет почти наверняка принадлежит одной из актрис театра, этот малый где-то порылся и написал, что поскольку на актрисе было богатое украшение, это почти наверняка означает, что она была, как теперь бы сказали, звездой мюзиклов.
—Что?
— В то время музыкальная пантомима была самым популярным зрелищем после соревнований колесниц и боев гладиаторов. Обнаженные тела, сальные шутки, пение и танцы. Сатиры, похищающие нимф и размахивающие огромными кожаными фаллосами. Если Цира действительно была так известна, как об этом говорится в свитках Юлия, то она почти наверняка угождала вкусам публики.
— Комедия? Я всегда думала, что в древнем театре играли главным образом греческие и римские трагедии. Кстати говоря, разве большинство актеров не составляли мужчины?
— Нет, в геркуланумском театре такого не было. Женщины выходили на сцену в чем мать родила и сбрасывали маски перед публикой. Это был величественный театр со стенами и колоннами, сделанными из лучшего мрамора того времени. Актеры и актрисы пользовались почти такой же популярностью, как гладиаторы, и обслуживали в постели городскую знать, а иногда и самого императора.
