— Слава Богу. Хоть небольшая передышка. — Оуэн подошел к
вешалке, на которой висела гигантского размера куртка с капюшоном и надписью
ярко-красными буквами поперек спины: RED SOX WINTER BALL. — Это твоя, Даддитс?
— Ая, — кивнул тот, улыбаясь. — Ука. — И едва Оуэн потянулся
за ней, добавил: — Ы иив ак ы али Оси.
Поняв смысл его слов, Оуэн передернулся от озноба.
«Ты видел, как мы нашли Джози».
Он и в самом деле видел… и Даддитс это знает. Заметил его
вчера ночью — или в тот день, девятнадцать лет назад? Неужели, ко всему
прочему, Даддитс способен путешествовать во времени?
Но на расспросы времени не осталось, и Оуэн был почти рад
этому.
— Я сказала, что не буду возиться с коробкой, но, конечно,
все сделала, — сказала Роберта, глядя, как Даддитс, перекладывая коробку из
руки в руку, неуклюже справляется с курткой, тоже подарком от бостонской «Ред
сокс». На ярко-голубом фоне куртки и еще более ярко-желтом коробки его лицо
казалось неестественно бледным. — Я знала, что он поедет. А меня не возьмут.
Пожалуйста, Генри, можно я с вами?
— А что, если вам придется умереть у него на глазах? —
спросил Генри, ненавидя себя за жестокость. За то, что жизнь так вышколила его.
Научила нажимать нужные кнопки. — Хотите, чтобы он все это видел, Роберта?
— Нет, конечно, нет, — устало ответила она и после короткой
паузы добавила, ранив Генри в самое сердце: — Будьте вы прокляты!
Потом подошла к Даддитсу, оттолкнула Оуэна, быстро
застегнула молнию куртки и, взяв его за плечи, всмотрелась в глаза. Маленькая,
неугомонная птичка-женщина. Высокий, бледный сын, затерявшийся в огромной
куртке. Слезы Роберты внезапно высохли.
— Будь хорошим мальчиком, Дадди.
— Уду, ама.
— Слушайся Генри.
— Уу, ама. Уу ууся Ени.
— Не расстегивайся. Кутайся получше.
— А, ама, — послушно вторил Даддитс, которому явно не
терпелось поскорее уйти, и это вновь вернуло Генри к прошлому: походы за
мороженым, игра в мини-гольф (Даддитс, как ни странно, был прекрасным игроком,
только Питу удавалось иногда его побить), путешествия в кино, и всегда
«слушайся Генри», или «слушайся Джоунси», или «слушайся друзей», и всегда «будь
хорошим мальчиком, Дадди», и всегда «я уу ошим, ама».
Она оглядела его в последний раз.
— Я люблю тебя, Дуглас. Ты всегда был замечательным сыном, и
я очень тебя люблю. Поцелуй меня.
Даддитс поцеловал мать; та нерешительно, словно украдкой,
погладила его небритую щеку. Вынести это не было сил, но Генри все же смотрел,
смотрел, потому что был так же бессилен, как муха, попавшая в паутину. Всякий
Ловец снов был к тому же капканом.
Даддитс еще раз чмокнул мать, но блестящие зеленые глаза
перебегали с Генри на дверь. Даддитс торопился. Почему? Знал, что люди, которые
охотятся на Генри и Оуэна, совсем близко? Или для него это — приключение, как в
прежние времена, когда их пятерка была неразлучной? И то, и другое? Возможно.
Роберта разжала руки и отступила, с отчаянием глядя на сына.
— Роберта, — прошептал Генри, — почему вы не сказали нам,
что происходит? Почему не позвонили?
— А почему вы не приезжали?
Генри мог бы спросить, почему не звонил Даддитс, но это было
бы прямой ложью. Даддитс постоянно звонил, с самого марта, когда Джоунси попал
в аварию. Он подумал о Пите, сидевшем в снегу рядом с перевернутым «скаутом» и
писавшем Даддитс — раз, другой, третий… Даддитс, заточенный на острове
«Где-то-там» и умирающий в тюрьме, Даддитс, посылающий призыв за призывом, но в
ответ — молчание. Наконец, один из друзей явился только затем, чтобы увезти
его, в спешке, с одним пакетом лекарств и коробкой для завтраков. В Ловце снов
не было доброты. Они желали Даддитсу только хорошего, даже в тот, первый день
искренне его любили. И все же дошло до такого.
— Береги его, Генри. — Роберта перевела взгляд на Оуэна: — И
вы тоже. Берегите моего сына.
— Мы постараемся, — пообещал Генри.
15
Развернуться на Дирборн-стрит было негде, все подъездные
дорожки замело. В разгорающемся свете утра спящий городок напоминал эскимосский
поселок в тундре Аляски. Оуэн подал «хамви» назад, и так, постепенно, выбрался
со двора и стал пятиться по улице. Огромный кузов неуклюже раскачивался из
стороны в сторону. Бампер зацепил какую-то занесенную снегом, припаркованную на
обочине машину, послышался звон разбитого стекла, и они снова вырвались через
замерзшие снежные заграждения на перекресток, а затем и на Канзас-стрит.
Оставалось выбраться на шоссе. Все это время Даддитс спокойно сидел на заднем
сиденье, положив коробку на колени.
Генри, почему Даддитс сказал, что Джоунси хочет войны? Какая
война?
Генри пытался послать мысленный ответ, но Оуэн больше его не
слышал. Байрум на его лице побелел, и стоило почесать щеку, как разом
отваливались целые клочья. Кожа под ними выглядела покрасневшей и раздраженной,
но ничего не болело.
«Все равно что простудиться, — удивлялся Генри. — Не
серьезнее насморка».
— Он не сказал «война», Оуэн.
— Boa, — согласился Даддитс с заднего сиденья и, подавшись
вперед, взглянул на большой зеленый знак с надписью 95 НА ЮГ. — Оси оцет еоу.
Оуэн наморщил лоб: пряди мертвого байрума белесой перхотью
спорхнули на куртку.
— Что…
— Вода, — пояснил Генри, похлопав Даддитса по костлявой
коленке. — Он пытается сказать, что Джоунси нужна вода. Только это не Джоунси.
Тот, кого он зовет «мистер Грей».
16
Роберта вошла в комнату Даддитса и принялась собирать
разбросанную одежду. Она с ума сходила при мысли о том, как безжалостно и грубо
вырвали у нее Даддитса, но, наверное, беспокоиться об этом больше не стоит.
Не прошло и пяти минут, как ноги подогнулись, и она едва
доползла до стула у окна. Вид кровати, в которой он провел последний год,
преследовал ее. Невозможно было смотреть на подушку, еще сохранившую отпечаток
его головы.
Генри воображал, что она позволила Даддитсу уехать, потому
что, как они верили, будущее всего мира зависело от того, найдут ли они Джоунси
и как быстро. Но это не так. Она отпустила Даддитса потому, что ОН так захотел.
Умирающие получают в подарок бейсболки с автографами; умирающие также имеют
право поехать в путешествие со своими друзьями.
Но как это тяжело.
Как тяжело терять его.
