Джоунси поднялся на крыльцо домика, нежданно свалившегося на
них дара, задумчиво покачивая головой. Недаром Лоррингтон так не хотел говорить
о русской.
10
Ее звали то ли Илена, то ли Илайна Тимарова, никто точно не
знал. Она появляется в Уэйре в начале осени 1995-го, в «форд-эскорте», со
скромной желтой наклейкой «Херц»
[77]
на лобовом стекле. Машина оказалась
краденой, и потому по округе долго ходили не подтвержденные, но пикантные
сплетни о том, как она расплатилась собой за автомобильные ключи, получив их
прямо в аэропорту Логана.
Однако, как оказалось, она немного не в себе, повредилась
головой. Кто-то помнит синяк на пол-лица, кто-то — застегнутую не на те
пуговицы блузку. По-английски говорит плохо, но запаса слов достаточно, чтобы
разузнать дорогу к Куэббинскому водохранилищу. Там она пишет записку (на
русском). Вечером, когда дорога через Уинзорскую плотину уже закрыта, в зоне
пикников, у Гудно-Дайк найден брошенный «эскорт». На следующее утро машина
по-прежнему стоит на месте, и два парня из Управления водоснабжения (кто знает,
может, одним из них был Лоррингтон) вместе с двумя лесниками начинают ее
искать.
В двух милях вверх по Ист-стрит валяются ее туфли. Еще в
двух милях, там, где Ист-стрит переходит в грязную тропинку (вьющуюся сквозь
заросли на восточном берегу водохранилища, и это вовсе не улица, а
массачусетский вариант Дип-кат-роуд), находят ее блузку — ого! Через две мили
после валяющейся на земле блузки Ист-стрит обрывается, и изрытая колеями
просека, Фицпатрик-роуд, уводит прочь от озера. Поисковая партия уже собирается
следовать этой тропой, но кто-то замечает розовую тряпочку, свисающую с ветки,
наклонившейся над водой. Тряпочка оказывается лифчиком.
Земля в этом месте влажная, но не заболоченная, и они могут
идти по ее следам, пробираясь сквозь сломанные русской ветки. Страшно подумать,
во что они превратили ее нежную кожу! Однако свидетельство налицо, как бы это
ни ужасало мужчин: пятна крови на острых сучьях, а потом и на камнях, каждый ее
след отмечен багровой каплей.
В миле от того места, где заканчивается Ист-стрит, они видят
каменное здание, стоящее на чем-то вроде естественного фундамента,
образованного выходом породы. Оно выходит на Восточный Отрог горы Помери. В
этом здании и находится опора № 12, и машиной до нее можно добраться только с
севера. Почему Илена, или Илайна, не попыталась поступить именно так, остается
загадкой.
Акведук, начинающийся в Куэббине, тянется на шестьдесят миль
к востоку, до Бостона, забирая по пути воду еще из водохранилищ Уачусетс и
Садбери (последние два поменьше и погрязнее). Насосов нет: для трубы акведука,
высотой тринадцать футов и шириной одиннадцать, их не требуется. Вода подается
самотеком, как в Древнем Египте, тридцать пять веков назад. Между землей и
акведуком проходят двенадцать вертикальных опор, служащих вентиляционными
шахтами и регуляторами давления. Через них можно также проникнуть в акведук в
случаях засора. Опора № 12 — ближайшая к водохранилищу, известна также как
водозаборная. Здесь проверяется чистота воды (как и женская добродетель:
каменное здание не запирается, и сюда часто заплывают любовники в каноэ).
На нижней из восьми ступенек, ведущих к двери, валяются
аккуратно сложенные женские джинсы, на верхней — белые трикотажные трусики.
Дверь открыта. Мужчины переглядываются, но молчат. Все прекрасно понимают, что
найдут внутри: мертвую русскую даму, и ни клочка одежды.
Но ничего этого нет. Скважину прикрывает круглая железная
крышка. Сейчас она сдвинута ровно настолько, что внизу поблескивает темный
полумесяц воды. Рядом брошен лом, которым женщина сдвинула крышку: обычно он
вместе с другими инструментами стоит за дверью. Тут же лежит сумочка русской.
На ней портмоне, из которого выглядывает удостоверение личности. На портмоне —
вершина пирамиды, иначе говоря, паспорт. Из него высовывается листок бумаги, покрытый
странными иероглифами, по-видимому русскими, или правильнее сказать кириллицей.
Мужчины уверены, что нашли последнее послание самоубийцы, но после перевода
оказывается, что это ее маршрут. В самом конце она приписала: «Когда дорога
кончится, пойду вдоль берега». Так она и сделала, раздеваясь по пути, не
обращая внимания на царапины и порезы.
Мужчины стоят вокруг частично закрытой опоры, почесывая в
затылках и прислушиваясь к журчанию воды, начинающей свой путь к фонтанам,
кранам и дворовым шлангам Бостона. Звук глухой, монотонный и какой-то зловещий,
что неудивительно: высота опоры № 12 сто двадцать пять футов. Мужчины не
понимают, что заставило ее проделать все то, что она проделала, но ясно,
слишком ясно видят, как она сидит на каменном полу, болтая ногами, и выглядит
при этом обнаженной версией девушки на этикетках «Уайт рок». Она оглядывается в
последний раз, возможно, желая удостовериться, что портмоне и паспорт никуда не
делись. Хочет, чтобы те, кто войдет сюда, знали, кто решил свести счеты с
жизнью, и есть в этом что-то ужасно, невыразимо грустное. Всего один взгляд
назад, и она проскальзывает в полумесяц между крышкой и трубой. Может, зажала
нос, как ребенок, ныряющий в городской плавательный бассейн. А может, и нет.
Так или иначе, а уже через секунду здесь вновь воцаряется спокойствие. Привет,
тьма, старая подруга.
11
Последние слова старого мистера Бекуита, перед тем как он
взгромоздился на сиденье своего почтового грузовика, звучали именно так:
«Насколько я слышал, народ в Бостоне пил ее с утренним кофе незадолго до
Валентинова дня. — И наградив Джоунси хитрой улыбкой, добавил: — Сам я не пью
воды. Предпочитаю пиво, знаете ли».
12
Джоунси обошел офис не менее двенадцати — четырнадцати раз.
Остановился за стулом, рассеянно потер бедро и снова отправился по заведенному
маршруту, старый добрый маниакально-синдромный Джоунси.
Один… два… три…
История русской, конечно, была просто великолепна, идеальный
пример Жутких Баек Захолустного Городишки (неплохи также дома с привидениями,
где творились страшные злодеяния, и места ужасных дорожных аварий), и,
разумеется, проливала как нельзя более яркий свет на злодейские планы мистера
Грея относительно несчастного колли, но что хорошего это даст Джоунси? Какая
разница, знает он или нет о замыслах мистера Грея. В конце концов…
Снова к стулу: сорок восемь, сорок девять, пятьдесят, и
подожди минуту, всего одну чертову минуту. В первый раз он обошел комнату за
тридцать четыре шага, не так ли? Откуда же взялось пятьдесят?! Он не семенил,
не дробил шаг, ничего подобного, так откуда же…
Ты расширяешь пространство. С каждым новым кругом. Чем
больше обходишь, тем больше расширяешь. Потому что никак не хочешь угомониться.
Но это твоя комната. Спорим, можешь сделать из нее что-то вроде бальной залы в
«Уолдорф-Астории»… если пожелаешь… и мистер Грей не сумеет помешать.
