Бивер последовал за ним и осторожно прикрыл дверь.
5
Джоунси хотел было что-то сказать, но Бив, покачав головой,
приложил палец к губам и повел его в кухню — самое дальнее место от спальни. Не
выходить же на улицу в такую погоду!
— Слушай, с этим парнем явно что-то неладно, — сказал Бивер,
и даже в синеватом сиянии люминесцентной лампы Джоунси увидел, как он озабочен.
Бив пошарил в широком нагрудном кармане комбинезона, нашел
зубочистку и принялся грызть. Через три минуты — столько времени уходит у
заядлого курильщика на сигарету — он превратит зубочистку в горстку
измочаленных щепок. Джоунси никак не мог взять в толк, как выносят его зубы (и
желудок) подобное варварство, но привычка сохранилась едва не с пеленок.
— Надеюсь, ты ошибся, хотя… — Джоунси покачал головой. — Ты
когда-нибудь нюхал такое?
— Ну, пердун! — согласился Бивер. — Но дело не только в
расстройстве желудка.
— Ты это о чем?
— Видишь ли… Он почему-то уверен, что сегодня одиннадцатое
ноября.
Джоунси никак не мог сообразить, о чем толкует Бив.
Одиннадцатого ноября они приехали сюда, как всегда, в старом «скауте» Генри.
— Бив, сегодня среда. Четырнадцатое.
Бивер невольно улыбнулся. Зубочистка, уже успевшая треснуть,
переместилась в другой уголок рта.
— Мне-то это известно. И тебе тоже. А вот Рику — нет. Он
считает, что сегодня день Господень.
— Бив, припомни, что он тебе сказал?
Вряд ли что-то существенное: в конце концов сколько времени
может уйти на яичницу? Бив задумался, а Джоунси тем временем принялся мыть
посуду. Он ничего не имел против походной жизни, но терпеть не мог разводить
свинарник в отличие от многих вырвавшихся на волю мужчин.
— Сказал, что их компания заявилась с утра в субботу, чтобы
не терять день. В воскресенье он чинил крышу. И добавил: «По крайней мере я не
нарушил заповедь, касающуюся работы в день субботний. Когда заблудишься в лесу,
думаешь только об одном: как бы не спятить».
— Ага, — хмыкнул Джоунси.
— Пожалуй, я бы не поклялся под присягой, что он в самом
деле считает, будто сегодня — одиннадцатое. Может, он имеет в виду прошлую
неделю, четвертое ноября, потому что все твердил о воскресенье. Кроме того,
поверить невозможно, что он скитался десять дней.
Джоунси кивнул. Десять дней вряд ли. А вот три… такому,
пожалуй, можно поверить.
— Это объясняет кое-что, им сказанное, — начал Джоунси — Он…
Пол скрипнул, и оба, подскочив от неожиданности, обернулись
к закрытой двери спальни. Но оттуда никто не появился. Совсем забыли, что доски
пола и стен вечно поскрипывают, даже когда ветра нет. Они пристыженно
переглянулись.
— Да, я сегодня на взводе, — сказал Бивер, то ли поняв
что-то по лицу Джоунси, то ли верно прочитав его мысли. — Признайся, старик,
тебе тоже немного не по себе. Откуда он только выполз!
— «Не по себе» — это слабо сказано!
— Звук такой, словно он забил в задницу какое-то несчастное
создание, погибающее от удушья! — Бив сам удивился собственному остроумию.
Они расхохотались одновременно, задыхаясь, зажимая рты,
стараясь, чтобы гость не услышал и не понял, что смеются над ним. Джоунси
приходилось особенно трудно: он чувствовал необходимость разрядки и в то же
время понимал, что находится на грани истерики. Сгибаясь пополам, он охал,
фыркал, захлебывался, не вытирая катившихся слез.
Наконец Бивер схватил его за руку и вывел на крыльцо. Они
долго стояли, раздетые, в глубоком снегу, радуясь возможности посмеяться вволю
в таком месте, где свист ветра заглушал остальные звуки.
6
Когда они снова вошли в дом, руки Джоунси совсем онемели, пришлось
сунуть их под горячую воду, и Джоунси пожаловался, что совсем не ощущает тепла.
Но на душе было на удивление спокойно. Иногда полезно вволю посмеяться! Он даже
почти забыл о Пите и Генри. Как они там? Сумеют ли благополучно вернуться?
— Ты сказал, это кое-что объясняет, — напомнил Бив,
принимаясь за очередную зубочистку. — Что именно?
— Он не знал о том, что ожидается снег, — медленно выговорил
Джоунси, пытаясь поточнее воспроизвести слова Маккарти. — Жаловался на
синоптиков. «Вот тебе и «ясно и умеренно холодно», кажется, он именно так
сказал. Но это имело бы смысл, если последний прогноз он слышал одиннадцатого
или двенадцатого, ведь почти до самой ночи действительно было ясно.
— Да, и умеренно, мать его, холодно, — согласился Бивер и,
вытащив посудное полотенце с выцветшим узором из божьих коровок, принялся
вытирать тарелки. — Что он еще сказал?
— Что они остановились в Кинео.
— Кинео?! Да это в сорока — пятидесяти милях к западу
отсюда! Он. — Бивер вынул зубочистку изо рта, исследовал следы зубов и сунул
обратно. — Понятно.
— Да, он не смог бы проделать все это за одну ночь, но если
скитался три дня…
— И четыре ночи, если он заблудился днем в субботу, это
четыре ночи…
— Да, и четыре ночи. Если предположить, что все это время он
шел строго на запад… — Джоунси произвел мысленные подсчеты. По пятнадцать миль
в день. — Вполне возможно, я бы сказал.
— Но как же он не замерз? — Бивер бессознательно понизил
голос. — Правда, куртка у него длинная и белье с подогревом, но с самого
Хэллоуина температура не поднималась выше двадцати градусов. Может, объяснишь,
как это он шлялся по лесу четыре ночи и не замерз?! И даже не обморозился, если
не считать этой штуки у него на щеке.
— Понятия не имею. А, кстати, почему он не оброс?
— Ну? — У Бивера поехала челюсть. Зубочистка опасно свисала
с нижней губы. Наконец, опомнившись, он медленно кивнул. — Да. Щетина почти не
видна.
— Да, на трехдневную не похожа.
— Похоже, он брился не далее чем вчера, верно?
— Верно.
Джоунси представил себе блуждающего по лесу Маккарти,
испуганного, замерзшего и голодного (хотя по виду не скажешь, что он пропустил
так уж много обедов), но все же каждое утро подходящего к ручью, чтобы разбить
ботинком лед, а потом вынуть верный «Жиллетт» из… откуда? Из кармана куртки?
— А вдруг сегодня утром он потерял бритву, оттуда и щетина?
— предположил Бив.
Он снова улыбался, но, кажется, не слишком весело.
— Ну да. Заодно с ружьем. Видел его зубы?
