Бивер многозначительно поморщился:
— Четырех недостает. Двух сверху, двух снизу. Выглядит в
точности как тот малый, что вечно красуется на обложке журнала «Мэд»
[10]
.
— Ничего страшного, старина. У меня самого парочка смылась в
самовольную отлучку. — Он приподнял губу, обнажая левую десну в не слишком
приятной кривой ухмылке. — Видишь? Так и живу.
Джоунси покачал головой. Это дело другое.
— Пойми, малый — адвокат. Он постоянно на людях. Внешность —
часть его имиджа. Он на этом живет. С такой вывеской? Эти провалы на самом
виду! Клянусь, он не знал, что они вывалились.
— Не думаешь, что он оказался в зоне повышенной радиации? —
хмуро спросил Бивер. — Зубы выпадают на хрен при лучевой болезни, я как-то в
кино видел. Один из тех ужастиков, которые ты вечно смотришь. Как, по-твоему,
такое могло быть? А если он и эту красную метку тогда же и получил?
— Ну да, схватил ??озу, когда взорвался ядерный реактор в
Марс-хилле, — хмыкнул Джоунси и тут же пожалел о срыве при виде недоумевающей
физиономии Бивера. — Бив, когда у тебя лучевая болезнь, волосы выпадают тоже.
Бивер мгновенно просветлел:
— Точно! Мужик в том фильме под конец облысел, как Телли,
как-там-его, тот, что играл копа по телевизору. — И помедлив, добавил: — Потом
он умер. Тот, что в кино, конечно, не Телли, хотя если задуматься…
— Но у этого волосы на месте, — перебил Джоунси. Дай только
Биверу волю, и тот немедленно начнет растекаться мыслию по древу.
Он заметил, что в отсутствие чужака ни один из них не
называл его Риком или Маккарти. Только «малый»… словно оба подсознательно
стремились низвести его до уровня, ниже человеческого… превратить в нечто
неопределенное, незначительное, словно это позволит придать меньше значения,
если… словом, если…
— Ну да, — подтвердил Бивер. — Волос у него хоть отбавляй.
— Может, у него амнезия?
— Кто знает? Хотя он помнит свое имя, с кем приехал, всякое
такое. Слушай, вот пернул-то! Как в трубу дунул! А вонь! Настоящий эфир!
— Верно. Как пусковая жидкость. Кстати, от диабетиков в коме
иногда пахнет. Читал в каком-то триллере.
— Похоже на пусковую жидкость?
— Не помню.
Они долго стояли молча, глядя друг на друга, прислушиваясь к
завыванию ветра. Джоунси вдруг сообразил, что забыл рассказать Биверу о молнии,
которую якобы видел чужак, но к чему трудиться? И без того достаточно.
— Я думал, что он блеванет, когда наклонился вперед и свесил
голову, — сказал Бивер. — Ты тоже?
Джоунси кивнул.
— И выглядит он плохо, совсем паршиво.
— Куда уж хуже.
Бивер вздохнул, бросил зубочистку в мусорное ведро и глянул
в окно, на сплошную стену снега.
— Черт, хоть бы Генри и Пит были здесь! — Он пригладил
волосы. — Особенно Генри.
— Бив, Генри — психиатр.
— Знаю, но это все, что у нас есть по медицинской части, а
малый явно нуждается в лечении.
Собственно говоря, Генри действительно был врачом, без этого
он не получил бы диплома психоаналитика, но, насколько знал Джоунси, никогда не
занимался ничем, кроме психиатрии.
— Все еще уверен, Бив, что они успеют вернуться?
— Был. Полчаса назад, но сам видишь, что творится. Будем
надеяться, — мрачно проговорил Бив. В эту минуту в нем ничего не осталось от
всегда беспечного, жизнерадостного Бивера Кларендона. — Будем надеяться.
Глава 3
"Скаут" Генри
1
Пристально следя за светом фар «скаута», буравившим дырки в
снежной завесе, которая накрыла Дип-кат-роуд, Генри пробивался к «Дыре в стене»
и попутно обдумывал способы, как это сделать.
Разумеется, под рукой всегда был Выход Хемингуэя, когда-то в
Гарварде, на последнем курсе, он даже написал статью с таким названием, так
что, должно быть, уже тогда имел в виду именно такое решение, не просто
выполнял очередное задание очередного курса, нет, что-то было в этом глубоко
личное… скрытая тяга… даже в то время.
Так вот, Выход Хемингуэя был короток и прост: дробовик. И
будь сейчас у Генри оружие… не то что он бы непременно сделал это в обществе
друзей. У их четверки бывало немало хороших моментов в «Дыре в стене» и было бы
нечестно все портить. Такое навсегда осквернило бы «Дыру» для Пита и Джоунси,
да и для Бивера тоже, возможно, больше всего именно для Бивера, а это уж
подлость. Но скоро все свершится, он чувствовал, как оно приближается, словно
зуд в носу, перед тем как чихнуть, но, наверное, это так и будет выглядеть.
Всего лишь «ап-чхи» — и привет тьма, старая подруга.
Согласно Выходу Хемингуэя, следует снять туфлю и носок,
упереть приклад в пол, сунуть дуло в рот, большим пальцем спустить курок.
Памятка себе, подумал Генри, выравнивая вильнувший «скаут».
Хорошо еще, что колеи остались, да, собственно говоря, эта дорога и есть две
колеи, вырытые трелевочными машинами, безостановочно ползущими по ней летом.
Если сделаешь это таким образом, прими сначала слабительное
и подожди, пока сходишь в туалет, ни к чему доставлять лишние хлопоты тем, кто
тебя найдет.
— Пожалуй, не стоит так спешить, — сказал Пит.
У его ног стояла неизменная бутылка с пивом, уже наполовину
опустошенная. Но одной бутылки недостаточно, чтобы вернуть Питу благодушное
настроение. Еще три-четыре, и Генри вполне может переть по этой дороге под
шестьдесят в час, а Пит при этом будет громко подпевать этому мудацкому диску
«Пинк Флойд». А он вполне способен выжать шестьдесят, и ничего «скауту» не
сделается, разве что бампер немного погнется. Оказаться в колеях Дип-кат, пусть
и забитых снегом, все равно что лететь по рельсам. Если снег будет так валить и
дальше, их дело плохо, ну а пока… все в порядке.
— Не волнуйся, Пит, все тип-топ.
— Хочешь пива?
— Только не за рулем.
— Даже в такой глухомани?
— Позже.
Пит притих, предоставив Генри тоскливую работенку: следить
за светом фар и пробираться по извилистой дороге между деревьями. Оставив его
наедине со своими мыслями, чего тот и добивался. Все равно что трогать и
трогать языком больной зуб, проверяя, ноет или нет. Но именно этого он и хотел.
Существуют таблетки. Существует старый надежный способ:
включенная электробритва в ванне с водой. Можно утонуть. Прыгнуть с обрыва.
Револьвер в ухо — слишком ненадежно. Как и резать вены на запястьях, это только
для психопатов, разыгрывающих самоубийство. Генри крайне заинтересовал японский
способ: надеть петлю на шею. Привязать другой конец к большому камню. Положить
камень на сиденье стула, сесть на пол и прижаться к чему-нибудь спиной, так,
чтобы нельзя было упасть назад. Опрокинуть стул. Камень откатится. Человек
может прожить от трех до пяти минут в состоянии усугубляющейся асфиксии. Серое
перетекает в черное — привет тьма, старая подруга.
