Он оглядел лежавшую на брезенте женщину. Растрепанные волосы
закрывали один глаз, второй с леденящим безразличием смотрел на Генри, вернее,
сквозь него.
Генри свято верил, что перед всеми детьми рано или поздно
встает необходимость самозащиты и что одиночки действуют куда менее решительно,
чем детские стаи. Очень часто это выливалось в неоправданную жестокость. Генри
и его друзья вели себя прилично, неизвестно по какой причине. Правда, в конце
концов это, как и все остальное, особого значения не имеет, но не вредно
помнить, что когда-то ты боялся последствий и был паинькой.
Он сказал Питу о своих планах, объяснил, что требуется от
Пита, и тяжело поднялся. Пора начинать. Нужно во что бы то ни стало добраться
до «Дыры», пока не стемнеет. Чистое, безопасное, теплое место…
— Ладно, — нехотя согласился Пит. — Будем надеяться, что она
не откинет копыта. И что эти огни не вернутся. — Вытянув шею, он взглянул на
небо, но ничего не увидел, кроме темных, нависших над головой туч. — Как
по-твоему, что это было? Что-то вроде молнии?
— Эй, да ты прямо-таки эксперт по космосу, — усмехнулся
Генри. — Лучше насобирай щепок, для этого даже вставать не придется.
— На растопку?
— Сообразил, — кивнул Генри и, переступив через женщину,
направился к опушке леса, где валялись бревна потолще.
Впереди примерно девять миль. Но сначала они разведут
костер. Высокий жаркий костер.
Глава 4
Маккарти идет в сортир
1
Джоунси и Бивер, сидя на кухне, играли в криббидж, который
называли попросту игрой. Память о Ламаре, отце Бивера, который всегда именовал
ее так, словно, кроме этой, на свете других игр не было. Для Ламара Кларендона,
жизнь которого вращалась вокруг его строительной компании в центральном Мэне,
криббидж, вполне вероятно, и был таковой. Способ убить вечера для тех, кто
полжизни проводит в лагерях лесорубов, железнодорожных вагончиках и
строительных трейлерах. Доска со ста двадцатью отверстиями, четыре колышка и
старая засаленная колода карт. Если все это у вас имеется, считайте, вы в деле.
В криббидж чаще всего играли, чтобы скоротать время: пока
пройдет дождь, прибудет заказанный груз или из магазина приедут задержавшиеся
друзья и подскажут, что делать со странным парнем, лежащим за закрытой дверью
спальни.
Если не считать того, думал Джоунси, что больше всего нам
нужен Генри. Пит — что-то вроде приложения. Только Генри знает, что делать.
Бивер прав — без Генри, как без рук.
Но Пит и Генри все не ехали. Пока еще для настоящей тревоги
слишком рано, возможно, они задержались из-за снегопада, но Джоунси уже начинал
беспокоиться, и Биверу, наверное, тоже не по себе. Никто пока не высказал
опасений вслух: в конце концов до вечера далеко, и все еще может обойтись, но
невысказанная мысль уже витала в воздухе.
Джоунси постарался сосредоточиться на доске и картах, но
продолжал поглядывать на дверь спальни. Скорее всего Маккарти уже спит, но,
черт возьми, не нравилось ему лицо этого парня!
Джоунси подметил, что и Бив искоса посматривает в ту же
сторону.
Джоунси перетасовал древнюю колоду, сдал себе пару карт и
отложил криб
[15]
, когда Бив щелчком подвинул к нему еще две. Бивер снял, и
начало было разыграно: в ход пошли колышки
[16]
.
«Можешь сколько угодно отмечать ход и все же с треском
проиграть, — твердил Ламар, с его вечной сигаретой «Честерфилд», свисавшей с
уголка губ, и кепчонкой с гордым логотипом «Кларендон констракшн», неизменно
надвинутой на левый глаз, как у человека, который знает тайну, но согласится
выдать только за подходящую цену. Ламар Кларендон, порядочный работящий
папочка, умерший от инфаркта в сорок восемь, — зато если отмечаешь ход, тебя
никогда не объегорят».
Нет игры, думал Джоунси. Нет костяшек, нет игры. И тут же по
ушам ударил тот чертов дрожащий голос, из больничных кошмаров:
Пожалуйста, перестаньте, я этого не вынесу, сделайте укол,
где Марси?
Господи, ну почему мир так жесток? Почему так много оскалившихся
зубьями шестеренок готовы перемолоть твои пальцы, почему так много приводов,
передач, колес и еще бог знает чего готовы расщепить каждую твою кость?
— Джоунси?
— Что?
— Ты в порядке?
— Да, а в чем дело?
— Ты весь трясешься.
— Правда? — Что тут спрашивать, он и сам это знал.
— Честное слово.
— Наверное, сквозняк. Не чувствуешь никакого запаха?
— От него?
— Ну не от подмышек же Мэг Райан! От него, разумеется.
— Нет, — сказал Бивер. — Пару раз мне казалось… наверное,
воображение разгулялось. Когда кто-то все время пердит… ну, знаешь… и к тому
же…
— Да, вонь ужасная.
— Да. И отрыжка тоже. Я думал, он наизнанку вывернется.
Честно.
Джоунси кивнул. Я боюсь. Сижу здесь, напуганный до усеру, в
метель, и жду. Жду Генри, черт бы все побрал. Вот так, подумал он.
— Джоунси!
— Ну что тебе? Мы собираемся доигрывать партию или нет?!
— Естественно, но… как по-твоему, Генри и Пит доберутся?
— Откуда, черт возьми, мне знать?
— У тебя никакого… предчувствия? Может, видение…
— Я не вижу ничего, кроме твоей физиономии.
Бив вздохнул:
— Но все же, думаешь, с ними все нормально?
— Думаю, все. — Джоунси украдкой глянул сначала на часы —
половина двенадцатого, — а затем на закрытую дверь, за которой прятался
Маккарти. Посреди комнаты, в потоках восходящего воздуха, медленно
поворачивался и колыхался Ловец снов. — Сам видишь, какой снег. Они вот-вот
появятся. Ну же, давай играть.
— Давай. Восемь.
— Пятнадцать за два.
— Твою мать! — Бивер сунул в рот зубочистку. — Двадцать
пять.
— Тридцать.
— Дальше.
— Один за два.
— Срань господня! — невесело хмыкнул Бивер, поняв, что дела
его плохи. — Ты только что в зад мне эти проклятые колышки не втыкаешь каждый
раз, когда сдаешь.
