— Почему же? И когда сдаешь ты, картина та же самая. Нечего
болтать, играй.
— Девять.
— Шестнадцать.
— И одна за последнюю карту, — объявил Бив с таким видом,
словно одержал моральную победу.
Он встал.
— Выйду на крыльцо, отолью.
— Это еще зачем? У нас вполне нормальный сортир, на случай,
если ты не знаешь.
— Знаю. Просто хочу проверить, не разучился ли еще писать
свое имя на снегу.
— Ты когда-нибудь повзрослеешь? — засмеялся Джоунси.
— Ни за что, если это, конечно, в моей власти. И не шуми,
парня разбудишь.
Джоунси сгреб карты и стал рассеянно тасовать, следя глазами
за идущим к двери Бивером. Почему-то вспомнилась разновидность игры, в которую
они играли детьми.
Тогда они называли ее Игрой Даддитса и часами просиживали за
ней в гостиной Кэвеллов. Криббидж как криббидж, только отмечать ходы поручали Даддитсу.
«У меня десять, — говаривал Генри, — поставь колышек на десять, Даддитс». И
Даддитс, расплываясь в добродушной улыбке, никогда не забывал осчастливить
Джоунси, воткнув колышек на шесть, десять или любое число из ста двадцати. По
правилам Игры Даддитса никто не имел права жаловаться, говорить: «Даддитс, это
слишком много, Даддитс, этого недостаточно». И, дьявол, как они веселились!
Мистер и миссис Кэвелл иногда заглядывали в комнату и тоже смеялись, и как-то,
вспомнил Джоунси, когда им было лет пятнадцать-шестнадцать, и Даддитсу,
разумеется, тоже, Даддитс Кэвелл так и не вырос, и это было в нем самым
прекрасным и пугающим, так вот, в тот раз Эйб Кэвелл вдруг заплакал, повторяя:
«Мальчики, если бы вы только знали, что это значит для меня и для миссус, если
бы вы только знали, что это значит для Дугласа…»
— Джоунси…
Голос Бивера ворвался в его мысли, глухой, странно блеклый,
словно растерявший разом все интонации. Вместе с ним ворвался поток холодного
воздуха, и Джоунси зябко поежился.
— Закрой дверь, Бив, ты что, морозоусточивый?
— Иди сюда. Ты должен на это взглянуть.
Джоунси поднялся, подошел к двери и уже открыл было рот,
чтобы выругать Бива, но тут же забыл, что хотел сказать. Во дворе теснились
животные в количестве, достаточном для небольшого зоопарка, в основном олени,
дюжины две ланочек и несколько самцов. Но тут же шныряли еноты, важно
переваливались сурки и бесшумно, словно не касаясь снега, скользили белки. Со
стороны сарая, где хранились снегоход, инструменты и запасные части, появились
три огромные собаки, которых Джоунси сначала принял за волков. Но потом, заметив
обрывок веревки на шее у одного, понял, что это скорее всего одичавшие псы.
Все они карабкались вверх по склону Ущелья и явно
перемещались к востоку. Джоунси заметил парочку диких кошек приличного размера,
мчавшихся бок о бок с оленями, и даже протер глаза, словно не доверяя себе. Но
кошки не исчезли, как, впрочем, олени, еноты, белки и сурки. Все они двигались
без спешки и без паники, при пожарах так не бывает. Впрочем, и дымом не пахло.
Никто никуда не убегал, они просто переселялись на другое место, уходя отсюда
подальше.
— Господи Иисусе, Бив, — ошеломленно проговорил Джоунси.
Бив, задравший голову к небу, на миг опустил глаза и тут же
снова уставился наверх.
— Лучше посмотри туда.
Джоунси последовал его примеру и зажмурился от слепящего
света. Огни, красные, бело-голубые, ходили по небу кругами, зажигая облака, и
до него вдруг дошло, что именно видел Маккарти, когда бродил по лесу. Они
метались взад-вперед, ловко огибая друг друга, а иногда на мгновение сливаясь,
излучая сияние такое нестерпимо яркое, что приходилось прикрывать глаза
ладонью.
— Что это? — прошептал он.
— Не знаю, — ответил Бивер, не оборачиваясь. На бледном лице
с пугающей отчетливостью выделялась щетина. — Но это их боятся животные.
Поэтому и стараются убраться подальше.
2
Они простояли на крыльце с четверть часа, и до Джоунси
внезапно донеслось тихое жужжание, как от трансформаторной будки. Джоунси
спросил Бива, слышит ли он, и тот молча кивнул, не отрываясь от цветных
танцующих сполохов размером, по мнению Джоунси, с крышку люка. И хотя так и не
понял, кто издает эти звуки — животные или огни, все же не стал спрашивать. Да
и речь отчего-то давалась с трудом, язык словно сковало страхом, изнурительным,
лихорадочным, бесконечным, как гриппозный бред.
Наконец огни стали таять, и хотя Джоунси не видел, чтобы они
мигали, с каждой минутой их становилось меньше. Поток животных тоже иссякал и
назойливое жужжание отдалялось.
Бивер передернул плечами, словно пробуждаясь от морока.
— Камера! — воскликнул он. — Хочу сделать несколько снимков,
пока все не исчезло.
— Вряд ли ты сумеешь…
— Хотя бы попробую! — почти прокричал Бивер и, тут же
понизив голос, повторил: — Я должен попробовать. Может, поймаю в объектив
оленей, прежде чем…
Повернувшись, он метнулся к кухне, вероятно, пытаясь
припомнить, под какой грудой грязной одежды погребена его древняя исцарапанная
камера, но тут же замер и сообщил мрачным, совершенно не в духе Бивера голосом:
— Ох, Джоунси, кажется, у нас проблема.
Джоунси бросил последний взгляд на оставшиеся огни
(выцветающие, пропадающие) и обернулся. Бивер стоял у раковины, растерянно
оглядывая центральную часть комнаты.
— Что? Что на этот раз?! — Этот противный, визгливый, чуть
вибрирующий крик базарной бабы… неужели… неужели… его голос?
Бивер вытянул руку. Дверь в спальню, где они поместили Рика
Маккарти… комнату Джоунси… была распахнута. Зато дверь в ванную, которую
нарочно оставили открытой, чтобы Рик смог безошибочно откликнуться на зов
природы, сейчас захлопнута.
Бивер повернул озабоченное, заросшее щетиной лицо к Джоунси.
— Этот запах… чуешь?
Джоунси чувствовал, несмотря на приток холодного воздуха из
двери. Все тот же эфир или этиловый спирт, но с какой-то примесью.
Экскрементов, это уж точно. И, возможно, крови. И еще чего-то типа метана,
копившегося в шахте миллионы лет и теперь вырвавшегося на волю. Иными словами,
не та вонь, над которой они хихикали в школьных походах. Куда гуще и
несравненно ужаснее. Можно только сравнивать ее с обычными газами, потому что
ничего другого на ум не приходило. Словно в ноздри бьет смрад разлагающегося
трупа.
— Видишь? — прошептал Бив.
По доскам пола, от одной двери до другой, тянулась цепочка
ярких алых пятен. Можно подумать, у Маккарти внезапно кровь носом хлынула.
