Он уже был ярдах в пятидесяти от «скаута», когда в небе
послышалось быстро приближающееся «плюх-плюх-плюх» лопастей вертолета. Пит
радостно вскинул голову, вознамерившись держаться до той минуты, когда сможет
помахать пилотам — Бог видит, если кому-то и необходима небесная помощь, это
прежде всего ему!
Но вертолет так и не разорвал низкий потолок туч. Питу
удалось, правда, на миг разглядеть темный силуэт, рассекавший сырое дерьмо,
скопившееся прямо над ним. Размытые огни промелькнули и исчезли: стрекот быстро
удалялся к востоку, в том направлении, куда бежали животные. Пит брезгливо
поморщился, ощутив омерзительное облегчение, застенчиво таившееся под тонким
налетом разочарования: вздумай вертолет приземлиться, он так и не добрался бы
до пива, после того, как проделал этот путь, этот проклятый путь.
3
Пять минут спустя Пит уже стоял на коленях, готовясь
пробраться в перевернутый «скаут». Он быстро понял, что очередного приступа
можно ждать в любую минуту (колено разнесло так, что оно выпирало из джинсов
уродливым бугром), и почти вплыл в покрытую снегом кабину. Здесь ему не
нравилось: пространство слишком тесное, запахи чересчур сильные. Почти все
равно что оказаться в могиле, да еще насквозь пропитанной одеколоном Генри.
Покупки рассыпались по заднему сиденью, но Пит едва взглянул
на батоны, консервные жестянки и пакет с сосисками (сходившими у старика
Госслина за мясо). Сейчас ему нужно было только пиво, и похоже, когда «скаут»
перевернулся, на счастье Пита, разбилась всего одна бутылка. Пьяницам везет!
Пивом тоже пахло, и довольно назойливо: та бутылка, которую он пил перед
аварией, расплескалась, но этот запах он любил. Не то что одеколон Генри… фу,
Господи! Не лучше, чем вонь от той рехнувшейся бабы. Пит сам не понимал, почему
аромат одеколона напоминал ему гроб, могилы и похоронные венки, но так уж случилось.
— С чего это ты вздумал брызгаться одеколоном в лесу, старый
бродяга? — спросил он, глядя, как дыхание вырывается изо рта крошечными белыми
клубами. Но будь здесь Генри, разумеется, ответил бы, что и не думал душиться,
и в машине не пахнет ничем, кроме пива. И был бы прав.
Впервые за долгое время Пит вспомнил о хорошенькой
риэлторше, потерявшей ключи у брайтонской аптеки. Как он сумел найти ключи, по
каким, почти невидимым признакам понял, что она вовсе не собирается ужинать с
ним, мало того, не хочет видеть, не желает близко подходить? Неужели учуять
запах несуществующего одеколона — явление того же порядка?
Пит не знал. Понимал только, что дело плохо. Недаром запах
одеколона смешался в мозгу с мыслями о смерти.
Забудь всю эту чушь, болван! Придумал себе страшилку! Одно
дело — действительно увидеть линию и совсем другое — выдумывать всякие ужасы!
Забудь обо всем и делай то, за чем пришел.
— Дивная, чтоб ее, идея, — сказал Пит.
Магазинные пакеты были не бумажными, а пластиковыми и к тому
же с ручками: старик Госслин не чуждался прогресса. Питер потянулся за одним и
внезапно ощутил болезненный укол в правой ладони. Чертова разбитая бутылка, о
которую он ухитрился порезаться, и судя по всему, достаточно глубоко. Может,
это наказание за то, что ушел от женщины. Если так, считай себя мужчиной и
думай, что легко отделался.
Он сгреб восемь бутылок, начал было выбираться из «скаута»,
но передумал. Неужели он тащился сюда ради вшивых восьми бутылок?
— Ну уж нет, — пробормотал Пит и подхватил еще семь, не
поленившись как следует осмотреть каждую, несмотря на то что на душе
становилось все тяжелее.
Наконец он протиснулся задом в окно, изо всех сил давя
паническую мысль о том, что какое-то маленькое юркое создание с острыми зубами
прыгнет на него и отхватит яйца. Возмездие Питу, часть вторая.
Он не особенно трусил, но выскочил наружу куда быстрее, чем
забрался внутрь, и тут колено опять схватило. Пит, застонав, покатился по
снегу, глядя в небо, с которого величественно планировали последние резные
хлопья, кружевные, как лучшее женское белье. Ну же, лапочка, уговаривал он
колено, отпускай, сука, сволочь, не тяни!
И как раз в тот момент, когда он уже подумал, что все
кончено, боль смилостивилась. Пит с шипением выпустил воздух из легких и
опасливо взглянул на пакет, с которого приветливо подмигивали огромные красные
буквы: БЛАГОДАРИМ ЗА ПОКУПКУ В НАШЕМ МАГАЗИНЕ.
— Можно подумать, здесь есть какой-то другой магазин, старый
ты ублюдок, — буркнул Пит, решив позволить себе бутылочку, прежде чем пускаться
в обратный путь. Черт возьми, легче будет ноша!
Выудив бутылку, он свернул колпачок и влил в себя половину
содержимого. Пиво оказалось холодным, снег, в котором он сидел, еще холоднее,
но все же ему сразу стало легче. Пиво, как всегда, творило волшебство. Как,
впрочем, скотч, водка и джин, но когда речь заходила об алкоголе, Пит полностью
соглашался с Томом Т. Холлом: лучше пива ничего на свете нет.
Глядя на пакет, он снова вспомнил о морковной макушке в
магазине: таинственная улыбка, узкие, как у китайцев, глаза с наплывающими на
веки складочками, из-за которых таких людей когда-то назвали монголоидами,
монголоидными идиотами. Это снова вернуло его к мыслям о Даддитсе, если совсем
уж официально — о Дугласе Кэвелле. Пит не мог сказать, почему Дадс последнее
время так упрямо сидит в голове, но пообещал себе, что как только все это
закончится, завернет в Дерри и повидает Даддитса. Он заставит и остальных
поехать с ним, и почему-то чувствовал, что слишком стараться не придется.
Даддитс, возможно, именно та причина, по которой они до сих пор остаются
друзьями. Дьявол, да большинство давно и думать забыли о прежних друзьях по
колледжу или высшей школе, не говоря уже о тех, с кем водились в начальной,
которая теперь называлась средней, хотя Пит был уверен, что она так и осталась
печальной мешаниной неуверенности, мучительных сомнений, «двоек», потных
подмышек, безумных увлечений и психованных идей. Конечно, они не знали Даддитса
по школе, хотя бы потому, что Даддитс никогда не ходил в среднюю школу Дерри.
Дадс учился в школе Мэри М. Сноу для умственно отсталых детей, известную среди
окрестной ребятни как Академия Дебилов, а иногда просто как Школа Кретинов.
В обычных обстоятельствах их пути никогда бы не пересеклись,
но на Канзас-стрит перед заброшенным кирпичным зданием простиралась большая
пустая площадка. На фасаде все еще сохранилась выцветшая вывеска: «Братья
Трекер, перевозки и хранение». С обратной стороны, над аркой, где загружались
грузовики, было написано еще кое-что… да, кое-что…
И теперь, сидя в снегу, но уже не чувствуя подтаявшей
ледяной кашицы под задницей, даже не сознавая, что допивает вторую бутылку
(первую он выбросил в заросли, через которые все еще продирались животные), Пит
вспомнил день, когда они встретили Дадса. Вспомнил дурацкую куртку Бива,
которую тот обожал, и его голос, тонкий, но властный, объявляющий конец чего-то
и начало чего-то еще, объявляющий каким-то непостижимо уверенным и всезнающим
тоном, что течение их жизни необратимо изменилось как-то во вторник днем, когда
они собирались стучать в баскетбол двое на двое на подъездной дорожке Джоунси,
а потом, может, поиграть в парчизи на компьютере, и теперь, сидя в лесу, перед
опрокинутым «скаутом», все еще обоняя одеколон, которым не душился Генри,
поглощая сладостный яд своей жизни, держа бутылку рукой в окровавленной
перчатке, продавец машин вспоминал мальчика, не оставлявшего мечту стать
астронавтом, несмотря на все возраставшие проблемы с математикой (тогда ему
помогали сначала Джоунси, потом Генри, а в десятом классе он окончательно
потонул, и ничья помощь уже не спасала). Он вспомнил других мальчишек, в
основном Бива, перевернувшего мир пронзительным воплем:
