Генри в жизни еще так не был близок к хорошей трепке, но это
волнует его меньше всего. Стиснув кулаки, он подступает к парням. Малый на
земле громко всхлипывает, опустив голову, и звук отдается эхом в мозгу Генри,
подогревая злость.
— Я всем расскажу, — повторяет он, и хотя угроза звучит
по-детски, ему самому так не кажется. И Ричи тоже. Ричи отступает, и рука в
перчатке с зажатым в пальцах куском дерьма снова обвисает. Впервые за все время
он тревожно озирается. — Трое на одного, на слабоумного малыша, мать твою,
парень! Я скажу всем, скажу, я знаю, кто ты.
Дункан и громила, на котором нет школьной куртки, встают по
обе стороны Ричи. Мальчик в трусах оказывается за их спинами, но Генри все еще
слышит пульсирующий ритм его рыданий, он отдается в голове, бьет в виски и
доводит до безумия.
— Ну ладно, сами напросились. — Амбал обнажает в ухмылке
черные ямы на месте выбитых зубов. — Сейчас мы вас прикончим.
— Пит, если они подойдут ближе, беги, — говорит Генри, не
сводя глаз с Ричи Гренадо. — Беги домой, зови мать, пусть звонит в полицию. А
вам троим никогда его не словить. Хер догоните.
— Это точно, Генри, — звучит в ответ тонкий, но ничуть не
испуганный голос Пита.
— И чем сильнее вы нас изобьете, тем хуже вам придется, —
говорит Джоунси. Генри уже закаленный боец, но для Джоунси подобное событие —
настоящее откровение, так что он вызывающе посмеивается. — Даже если вы в самом
деле нас убьете, что это вам даст? Пит и в самом деле здорово бегает, и он всем
расскажет.
— Я тоже бегаю быстро, — холодно парирует Ричи, — и поймаю
его.
Генри наконец оборачивается, сначала к Джоунси, потом к
Биву. Оба стоят насмерть. Бив даже кое-что предпринимает: нагибается и
подбирает с земли пару булыжников размером с яйцо, только с зазубренными краями,
и принимается многозначительно ими постукивать, перебегая взглядом суженных
глаз от Ричи к громиле. Зубочистка во рту агрессивно подпрыгивает.
— Как только они подойдут ближе, кидайтесь на Гренадо, —
командует Генри. — Тем двоим Пита не достать.
Он смотрит на Пита, бледного, но не струсившего: глаза
сияют, ноги нетерпеливо приплясывают, готовые сорваться с места.
— Пит, скажешь матери, где мы. Пусть пришлет сюда копов. И
не забудь имя этого мудака.
Обвинительным жестом окружного прокурора он указывает на
Гренадо, взгляд которого снова становится нерешительным. Нет, не только.
Испуганным.
— Ну же, ослоеб, — подначивает Бивер. Нужно отдать ему
должное, всегда выберет лучший эпитет. — Я тебе еще раз нос подправлю. Только
последний трус бросит свою команду из-за свернутого шнобеля!
Гренадо больше не отвечает: наверное, не знает, кому
отвечать, и тут случается очередное чудо: Дункан, второй парень в черной
куртке, начинает неловко переминаться с ноги на ногу. Щеки и лоб медленно
заливает краска. Он нервно облизывает губы и неуверенно смотрит на Ричи. Только
амбал готов ринуться в бой, и Генри почти надеется, что они в самом деле
сцепятся. Генри, Джоунси и Пит так просто не сдадутся. Покажут им, если дойдет
до драки, честно, покажут, потому что плач, этот ужасный невыносимый плач,
ударяет в голову…
— Эй, Рич, может, стоит… — начинает Дункан.
— Убить их, — рычит амбал. — Прикончить мудаков, и вся
недолга. — И делает шаг вперед.
На какое-то мгновение все висит на волоске. Генри понимает,
что если это чучело сделает еще один шаг, он потеряет контроль над Ричи
Гренадо, и тот, как старый злобный питбуль, сорвется с поводка и ринется на
добычу, огромная стрела из мяса и костей.
Но Ричи не дает дружку разгуляться и довести дело до свалки.
Вовремя хватает амбала за мощное, вдвое толще бицепса Генри, запястье, поросшее
к тому же красновато-рыжими волосками.
— Нет, Скотти, — говорит он, — погоди минуту.
— Да, погоди, — почти в панике вторит Дункан, бросая на
Генри взгляд, который тот, даже в свои четырнадцать лет, находит весьма
странным. Этот взгляд полон укоризны! Словно именно Генри и его друзья делают
что-то непозволительное.
— Что вам надо? — спрашивает Ричи. — Хотите, чтобы мы
убрались?
Генри кивает.
— Если мы уйдем, что вы сделаете? Проболтаетесь?
И тут Генри обнаруживает нечто поразительное: он, совсем как
амбал Скотти, почти готов сорваться. Какой-то частью души он буквально жаждет
спровоцировать драку, заорать в лицо Ричи: «ВСЕМ! ВСЕМ, МАТЬ ТВОЮ!», зная, что
друзья его прикроют и никогда слова не скажут, даже если их отвалтузят так, что
дело дойдет до больницы.
Но малыш. Бедный, плачущий, умственно отсталый малыш. Как
только парни покончат с Генри, Бивером и Джоунси (да и с Питом — если сумеют
его поймать), снова примутся за слабоумного, и дело может зайти куда дальше,
чем попытки заставить его съесть дерьмо.
— Никому, — говорит он. — Мы никому не скажем.
— Врун сраный, — шипит Скотти. — Он сраный врун, Ричи,
смотри на него!
Скотти снова рвется вперед, но Ричи сильнее сжимает пальцы
на его запястье.
— Если все обойдется, — добавляет Джоунси благостно и
рассудительно, — нечего будет рассказывать.
Ричи мельком глядит на него и снова обращается к Генри:
— Клянись Богом.
— Клянусь Богом, — соглашается Генри.
— И вы все тоже клянетесь Богом? — спрашивает Гренадо.
Джоунси, Бив и Пит послушно клянутся Богом. Гренадо на
долгое, бесконечно долгое мгновение задумывается и пожимает плечами.
— Так и быть, хрен с ним, мы уходим.
— Как только они подойдут, беги за дом, — поспешно шепчет
Генри Питу, потому что взрослые парни уже двинулись со двора.
Но Гренадо по-прежнему крепко держит Скотти за руку, и, по
мнению Генри, это добрый знак.
— Подумаешь, не стоит время тратить, — небрежно бросает
Ричи, и Генри так и подмывает рассмеяться, но он усилием воли сохраняет
бесстрастный вид.
Не хватает еще хихикнуть в такой момент, когда все улажено.
Та же часть его души бунтует от ненависти, но остальная — дрожит от облегчения.
— Да что это вам взбрело? — вдруг спрашивает Ричи. —
Подумаешь, большое дело.
У Генри язык чешется, в свою очередь, поинтересоваться, как
сам Ричи способен на такое, и это не риторический вопрос. Этот плач! Господи!
Но он молчит, зная, что все сказанное им только подстегнет оглоеда, и все
начнется сначала.
