По крайней мере так показалось ему позже, когда он вернулся
мыслями назад, вновь и вновь перебирая в памяти случившееся. Всего лишь щелчок
переключателя. Этого оказалось достаточно, чтобы изменить течение всей жизни.
И вот он, голос ясный и четкий, голос, который вряд ли мог
распознать кто-то из подчиненных Курца. Они попросту не слушали Уолтера Кронкайта:
— …нет… Il n'y a pas d'infection id. Двухсекундная пауза, а
затем голос, который мог бы принадлежать Барбре Стрейзанд:
— Сто тринадцать. Сто семнадцать. Сто девятнадцать.
Очевидно, они начали отсчет с единицы и постепенно дошли до сотни.
— Мы умираем, — произнес голос Барбры Стрейзанд. — On se
meurt, on creve.
Пауза, затем незнакомый голос:
— Сто двадцать семь. Сто…
— Отставить! — погремел голос Курца. Впервые за время их
знакомства в нем прорезались какие-то эмоции. Сейчас он явно был выведен из
себя. Почти потрясен. — Оуэн, зачем ты льешь эту грязь в уши моих парней?
Немедленно отвечай! Слышишь, немедленно!
— Хотел посмотреть, изменилось ли что-нибудь, босс, — сказал
Оуэн. Наглая ложь, и Курц, конечно, понимал это и рано или поздно заставит
платить. Он опять пошел против Курца, как в тот раз, когда не перестрелял
боснийских детишек, только сейчас дело обстояло хуже, куда хуже. Но Оуэну было
наплевать.
Хрен с ним, с конем-призраком. Если они собираются сделать
это, пусть мальчики Курца (Скайхук в Боснии, Блю-группа на этот раз,
какое-нибудь другое название в следующий, но молодые жесткие лица все те же)
услышат серых человечков в последний раз. Пришельцы из другой системы, а может,
и другой вселенной или временного потока, причастные к тайнам, о которых их
хозяева и понятия не имеют (впрочем, Курцу наверняка все равно). Пусть услышат
последние призывы серых человечков, а не вопли «Перл Джем» или «Джар оф Флайз»
и прочих ублюдков, призывы серых человечков к тому, что — как они глупо
надеялись — было лучшим качеством природы человеческой.
— И что же, изменилось? — протрещал голос Курца,
перебиваемый разрядами статического электричества. Зеленая «кайова» по-прежнему
висела под брюхами больших вертолетов: несущие винты били по расщепленной
верхушке высокой старой сосны, заставляя ее мерно раскачиваться из стороны в
сторону. — Так как же, Оуэн?
— Нет, — сказал он. — Никак нет, босс.
— В таком случае заткни эти вопли. И не забывай, что скоро
стемнеет.
Немного помедлив, Оуэн ответил с подчеркнутой
почтительностью:
— Есть, сэр.
6
Курц сидел, неестественно вытянувшись, в правом кресле
«кайовы», «прямой как палка» говорилось обычно в книгах и фильмах. Несмотря на
то что день выдался пасмурный, он нацепил темные очки, но Фредди, его пилот,
по-прежнему осмеливался глядеть на него только искоса и мельком. Очки — широкая
изогнутая полоска, излюбленный фасон джазменов пятидесятых и киношных мафиози —
закрывали пол-лица, и теперь уже невозможно было сказать, куда смотрит босс.
Наклон его головы еще ни о чем не говорил.
«Дерри ньюс» лежала на коленях Курца (ТАИНСТВЕННЫЕ ОГНИ,
ПРОПАВШИЕ ОХОТНИКИ, ПАНИКА НА ДЖЕФФЕРРСОН-ТРАКТ, кричали заголовки). Он поднял
газету и стал аккуратно складывать. Так, чтобы получилась треуголка. Шутовской
колпак, а именно этой должностью и закончится карьера Оуэна Андерхилла. Тот
наверняка воображает, будто ему грозит что-то вроде дисциплинарного взыскания,
наложенного Курцем, который, разумеется, не откажется дать ему еще один шанс. К
сожалению, он не понимает (и это, возможно, к лучшему: кто не предупрежден, тот
не вооружен), что уже использовал этот второй шанс, что было ровно одним шансом
больше, чем Курц обычно давал кому бы то ни было и о чем сейчас сожалел. Горько
сожалел. Подумать только, что Оуэн выкинул такое после их разговора в кабинете
Госслина… после настоятельного предупреждения Курца…
— Кто отдает приказ? — прорвался сквозь шум голос Оуэна.
Курц был поражен и немного встревожен силой собственной
ярости, правда, по большей части вызванной удивлением — простейшей эмоцией,
одной из первых, проявляющейся в маленьких детях. Оуэн нанес ему удар в спину,
включив громкую связь, видите ли, хотел посмотреть, изменилось ли что-то! Пусть
засунет такое объяснение себе в задницу!
Оуэн, возможно, был лучшей правой рукой за всю долгую и
трудную карьеру Курца, начавшуюся в Камбодже, в первой половине семидесятых, но
Курц тем не менее намеревался уничтожить его. За выходку с радио. Потому что
Оуэн так ничему и не выучился. Дело не в мальчишках из Босански Нови и не в
бормочущих голосах. Речь идет о неповиновении приказам, и даже не о принципах.
О Черте. Его Черте. Черте Курца.
И еще — это «сэр».
Это чертово нагло-высокомерное «сэр».
— Босс? — Голос Оуэна звучал слегка напряженно, и он прав,
что нервничает, Господь любит его. — Кто отдает…
— Общий канал, Фредди, — велел Курц. — Переключи меня на общий
канал.
«Кайова», более легкая, чем военные вертолеты, подхваченная
ветром, пьяно качнулась. Курц и Фредди не обратили на это внимания. Фредди
переключил Курца на общий канал.
— Слушайте, мальчики, — начал Курц, глядя на вертолеты,
висевшие строем под облаками, подобно большим стеклянным стрекозам. Впереди
лежало болото с огромным жемчужно-серым, косо сидевшим блюдцем и оставшейся в
живых командой или кем бы то ни было, жавшейся под задранным бортом. —
Слушайте, мальчики. Папочка собирается проповедовать. Вы меня слышите?
Отвечайте.
Подтверждения, сопровождаемые случайным «сэр», сыпались со
всех сторон, но Курц не обращал на это внимания: все-таки есть разница между
забывчивостью и нахальством.
— Я не оратор, мальчики, болтовня — дело не мое, но хочу
подчеркнуть, что в этом случае не стоит, повторяю, не стоит верить собственным
глазам и ушам. Перед вами около шести десятков серых, очевидно, бесполых
гуманоидов, стоящих в болоте в чем мать родила, и вы вполне можете, то есть не
вы, некоторые вполне могут сказать: как, да эти бедняги безоружные и голые, ни
члена, ни щелки, умоляют о пощаде, переминаясь рядом с разбитым
межгалактическим судном, и какой же пес, какое чудовище способно внимать этим молящим
голосам и тем не менее выполнять приказы? И должен сказать вам, мальчики, что я
этот пес, я это чудовище, я эта постиндустриальная, постмодернистская,
тайнофашистская, политически некорректная, гнусная свинья, разжигатель войны и
подлый тип, хвала Господу, но для всех, кто меня слушает, я Абрахам Питер Курц,
отставник ВВС США, личный номер 241771699, и я руковожу операцией, я здесь
главный.
Он перевел дыхание, не сводя взгляда с неподвижных
вертолетов.