Проваливай отсюда, беги!
Но прежде чем прислушаться к этому голосу, а может, и внять,
Генри уже подскочил к двери спальни, снимая на ходу «гаранд». Адреналин бушевал
в крови, и мир заиграл яркими красками. Избирательное восприятие, непризнанный
скромный дар благополучным и спокойным, куда-то подевалось, и он увидел каждую
деталь, каждую мелочь: кровяную дорожку, ведущую из спальни в ванную,
отброшенный шлепанец, алчный красный налет в форме отпечатка ладони на стене.
Он рванул дверь на себя.
Оно было на кровати. Непонятная тварь, показавшаяся Генри
похожей на ласку или хорька с отрезанными ногами и длинным окровавленным
хвостом, тащившимся за ней, как послеродовой послед. Ничего подобного он в
жизни не видел, разве что у мурены в бостонском океанариуме были такие же
неестественно огромные черные глаза. И еще сходство: когда существо распахнуло
тонкую щель, заменявшую рот, открылось гнездо страшных, тонких, похожих на
длинные стальные иглы клыков. Сзади твари, на пропитанной кровью простыне,
лежала сотня или больше оранжево-коричневых яиц размером с бильярдные шары,
покрытых мутной зеленоватой слизью — соплями. Внутри каждого то ли плавало, то
ли извивалось нечто вроде волоса.
Хорькоподобная тварь поднялась на хвосте, как змея из
корзины заклинателя, и застрекотала. И дернулась на постели, постели Джоунси,
но похоже, была не в состоянии двигаться дальше. Блестящие черные глаза
загорелись ненавистью. Хвост (правда, Генри посчитал, что это скорее всего
хватательное щупальце) нервно бил по простыне, а потом лег на все яйца, до
которых мог добраться, словно пытаясь защитить потомство.
Генри вдруг осознал, что монотонно твердит одно и то же
слово «нет» голосом беспомощного психопата, до ушей накачанного торазином. Он
прижал к плечу приклад, прищурился и поймал в прицел омерзительный клин дергающейся
головы рептилии. Она знает, что это. Это она по крайней мере знает, холодно
подумал он, спуская курок.
Стрелял он с близкого расстояния, и у твари не было
возможности уклониться — то ли она истощила силы, откладывая яйца, то ли на нее
плохо действовал холод: в открытую входную дверь задувал ветер. Отдача
показалась неестественно громкой, и поднятая голова твари разлетелась брызгами
красноватой жидкости, осевшей на стене бурыми потеками. Кровь была того же
оттенка, что и грибок. Обезглавленное тело сползло с кровати и плюхнулось в
груду одежды, которую Генри не узнал: коричневая куртка, оранжевый жилет,
подвернутые джинсы (в школе носить такие считалось позорным, а тех, кто имел
несчастье бросить вызов остальным, называли «деревней»). Несколько яиц
скатились с кровати вслед за телом. Некоторые, упавшие на одежду и книги
Джоунси, остались целыми, но пара стукнулась об пол и разбилась. Из трещин
медленно вытекала мутная, похожая на протухший белок жидкость. Совсем немного,
приблизительно чайная ложка из каждого яйца. Внутри изгибались и корчились
волоски, злобно пожиравшие Генри черными глазками размером с булавочную
головку. При виде них Генри захотелось кричать.
Он повернулся и, пошатываясь, вышел из комнаты. Ноги,
казалось, одеревенели и отказывались сгибаться. Он чувствовал себя марионеткой,
за ниточки которой дергал кто-то, несомненно, исполненный добрых намерений, но
только начавший изучать ремесло.
Генри понятия не имел, куда идет, пока не добрался до кухни
и не открыл шкафчик под раковиной.
— Я эггмен, эггмен, я морж! Йо-хо-хо!
Он не пел, а декламировал громким театрально-торжественным
тоном, которого до сих пор не числил в своем репертуаре. Голосом бездарного
актера девятнадцатого века. Почему-то вдруг представился Эдвин Бут, одетый д'Артаньяном,
в шляпе с плюмажем и все такое, декламирующий лирику Джона Леннона, и Генри
издал два отчетливых, коротких, невеселых восклицания:
— Ха-ха!
Что ж, сойдет за смех…
Кажется, у меня едет крыша, подумал он… но это неплохо.
Лучше д'Артаньян, декламирующий «Эггмен», чем стена, забрызганная кровью этой
твари, обросший грибком «Доктор Мартенс», свисавший с ванны, или, что
омерзительнее всего, расколотые яйца, из которых выбираются дергающиеся волосы
с глазами. О Господи, эти глаза, злобно пялившиеся на него!
Он отодвинул флакон с жидкостью для мытья посуды, мусорное
ведро и нашел, что искал: желтую банку с зажигательной смесью «Спаркс» для
жаровни. Неумелый кукольник, в руки которого он попал, вынудил руку Генри
конвульсивно задергаться, прежде чем позволил сжать пальцы вокруг банки. Генри
отнес ее в гостиную и, проходя мимо камина, схватил с полки коробочку спичек.
— Я — он как вы — он как вы — мы и вы — все до кучи, —
объявил он и быстро вернулся в спальню Джоунси, прежде чем насмерть перепуганное
существо у него в голове успеет схватиться за ручку управления, повернуть его
назад и заставить смыться. Та личность, которая стремилась заставить его
мчаться прочь, пока он не потеряет сознания. Или не умрет.
Яйца на постели лопались одно за другим. Дюжины две или
больше волос ползали по пропитанной кровью простыне или извивались на подушке
Джоунси. Один поднял уродливую шишку головы и рассерженно заверещал на Генри.
Звук казался высоким, пронзительным, но едва слышным.
Все еще не позволяя себе помедлить (если он остановится, не
найдет в себе сил начать снова, и тогда останется единственный выход в дверь),
Генри сделал два шага к изножию кровати. Один волос скользнул по полу навстречу
Генри, поднимаясь на хвосте, как сперматозоид под микроскопом. Генри наступил
на него, одновременно отвинчивая с банки красный пластиковый колпачок. Потом
щедро разбрызгал зажигательную смесь на кровать, стены и пол. Когда жидкость
попадала на нитевидных тварей, они издавали жалобные, мяукающие звуки, как
новорожденные котята.
— Эггмен, эггмен… морж!
Он наступил на очередной волос и заметил, что третья тварь
льнет к правой штанине, удерживаясь на ноге подобием хвоста и пытаясь прокусить
толстую джинсовую ткань пока еще мягкими зубами.
— Эггмен, — пробормотал Генри и соскреб тварь левым
ботинком. Когда та попыталась увернуться, он раздавил ее и неожиданно понял,
что истекает потом и промок, как под дождем. Если он выйдет в таком виде на
холод (а придется выйти, оставаться здесь наверняка нельзя), то схватит
воспаление легких.
— Не могу остаться дома, не могу бездельничать! —
провозгласил Генри в своей новой напыщенной манере и попытался открыть коробок
спичек, но руки дрожали так, что половина просыпалась на пол.
Все больше волосков-червей ползло к нему. Чувствовали, что
перед ним враг. Нет, знали.
Генри достал наконец спичку, поднял вверх, уперся большим
пальцем в головку. Трюк, которому давным-давно научил его Пит. Для чего и
друзья, как не учить тебя всяким забавным штукам, верно? Теперь его очередь
устроить своему старому дружку Биверу похороны викингов и заодно избавиться от
этих надоедливых гнусных змеек.
