Ш-ш-ш, отмахивается мистер Грей, и Баусер предостерегающе
скалит грозные зубы, словно приказывая Джоунси быть повежливее.
Я люблю эту песню, а ты?
И саундтрек подобран со смыслом. «Роллинг Стоунз»,
«Сочувствие дьяволу». Почти совпадает с названием фильма (мой экранный дебют,
погодите, вот Карла и дети увидят! — думает Джоунси), он и в самом деле любит
эту песню, становится чуточку грустно, когда ее слушаешь.
Как ты можешь слушать ее? — спрашивает Джоунси, игнорируя
ощеренные зубы Баусера: Баусер ему не опасен, и они оба это знают. — Как ты
можешь? Ведь они убивают вас под эту музыку!
Они всегда убивают нас, отвечает мистер Грей. А теперь
помолчи, посмотри кино. Эта часть слишком затянута, но дальше пойдет
динамичнее.
Джоунси складывает руки на красных коленях — похоже,
кровотечение наконец остановилось — и смотрит «Сочувствие к серым человечкам»,
в главной роли единственный и неповторимый Гэри Джоунс.
6
Единственный и неповторимый Гэри Джоунс стягивает брезент со
снегохода, оглядывается, замечает на верстаке картонную коробку с аккумулятором
и вставляет его, старательно присоединяя провода к соответствующим клеммам.
Пожалуй, к этим скудным навыкам и сводятся все его познания в механике: в конце
концов он преподаватель истории, и все представления о воспитании сводятся к
тому, чтобы заставить детей раз в неделю смотреть канал истории вместо «Зены,
королевы воинов». Ключ торчит в зажигании, и индикаторы на приборной панели
загораются, как только Джоунси его поворачивает: значит, правильно подсоединил
аккумулятор, но двигатель не заводится. Даже не фырчит. Стартер негромко
тикает, но только и всего.
— О Боже. О Господи, мать твою, — повторяет он, на одной ноте,
не уверенный, стоит ли проявлять более бурные эмоции, и хочется ли ему их
проявлять.
Он, поклонник и любитель ужастиков, видел «Нашествие
захватчиков тел» раз двадцать (даже тот злосчастный римейк с Дональдом
Сазерлендом) и знает, что произошло. Его тело украли, совершенно бессовестно и
хладнокровно. Захватили полностью и целиком. Хотя в этом случае армии зомби не
предвидится. Даже на маленький городок не хватит. Он один такой. Уникальный. Он
чувствует, что Пит, Генри и Бив тоже уникальны (то есть Бивер был уникальным),
но он самый-самый из всей четверки. Конечно, неприлично говорить о себе такое,
но это тот редкий случай, когда привычные правила не действуют. Пит и Бивер
были исключительными, Генри — еще исключительнее, а он, Джоунси, — самый исключительный
из всех. Смотрите, он даже стал звездой в собственном фильме! «Вот это да!» —
как сказал бы его старший сын.
Серый человек на больничной койке переводит взгляд с
телевизора, где Джоунси Первый оседлал «арктик кэт», на Джоунси Второго,
восседающего на кресле, в окровавленной рубашке.
Что ты скрываешь? — спрашивает мистер Грей.
Ничего.
Почему ты постоянно видишь кирпичную стену? Что такое 19,
помимо обычной цифры, конечно? Кто сказал «хрен с ними, с «Тиграми»?» Что это
означает? Что такое «кирпичная стена»? Когда она была, эта стена? Что это
означает? Почему ты все время ее видишь?
Джоунси ощущает, как мистер Грей пытается вытянуть из него
правду, но пока, хотя бы на время, это зернышко истины в безопасности. Его
можно унести, но невозможно изменить. И полностью открыть, кажется, тоже. По
крайней мере сейчас.
Джоунси подносит палец к губам и возвращает серому типу его
же слова:
Тише, смотри лучше фильм.
Существо изучает его черными шарами глаз (совсем как у
насекомого, думает Джоунси, глаза богомола), но неприятное ощущение постепенно
исчезает. Да и куда ему спешить, этому серому существу, раньше или позже оно
сумеет растворить последнее ядрышко чистоты, еще не населенное чужой волей, и
тогда узнает все, что хочет знать.
Ну а пока они смотрят фильм. И когда Баусер сворачивается у
Джоунси на коленях — Баусер с его острыми зубами и эфирным запахом антифриза, —
Джоунси едва замечает его.
Джоунси Первый, Король Сарая (только на самом деле это
сейчас мистер Грей), протягивает щупальца. Он должен достигнуть немало мозгов,
чужие мысли путаются, накладываются друг на друга, как ночные радиоволны, но он
почти сразу находит то, что ищет. Это все равно что открыть файл на
персональном компьютере и вместо слов найти прекрасно снятый, объемный фильм, в
котором выписана каждая деталь.
«Источник» мистера Грея — Эмил «Дог» Бродски из Менло-парк,
Нью-Джерси. Бродски — сержант технических войск, крохотный винтик объединенного
автопарка. Только здесь, в Группе Оперативного Реагирования под командованием
Курца, чинов нет ни у кого. Нет и у него. К тем, кто выше его по званию, он
обращается «босс», к остальным (здесь, в этой мясорубке, таковых мало) — «эй
ты». Если он не знает, кто есть кто, сойдет «приятель» или «старик».
Район облетают реактивные самолеты, но их не так много (они
смогут сделать все необходимые снимки на околоземной орбите, если облака
когда-нибудь рассеются), а кроме того, Бродски они не касаются. Самолеты
взлетают с авиабазы Национальной гвардии в Бангоре, а он здесь, в
Джефферсон-тракт. Работа Бродски — вертушки и грузовики в быстро растущем
объединенном автопарке (с полудня все дороги в этой части штата перекрыты, и
единственный вид транспорта — оливково-зеленые грузовики с тщательно
закрашенными номерными знаками и надписями). Ему поручено также установить не
менее четырех генераторов, чтобы обеспечить электричеством лагерь, раскинутый
вокруг магазина Госслина, а к ним нужны объемные датчики движения, прожекторы,
фонари по всему периметру лагеря и лампы для передвижного госпиталя, срочно
оборудованного в доме на колесах фирмы «Уиндстар».
Курц ясно дал понять, что от освещения зависит едва ли не
все, и поэтому он желает, чтобы здесь было светло как днем. Больше всего
прожекторов установили вокруг амбара, того здания, что когда-то служило загоном
для лошадей и выгула, позади амбара. В поле, где когда-то мирно паслись сорок
коров старого Реджи Госслина, поставили две палатки. На зеленой крыше, той, что
побольше, виднелась надпись: СТОЛОВАЯ. На другой, белой палатке — никаких
надписей. В ней нет керосиновых обогревателей, в белой палатке они и не нужны.
Джоунси почему-то понимает, что это временный морг. Там сейчас всего три тела
(один — банкир, пытавшийся сбежать, глупец), но вскоре будет гораздо больше.
Если, разумеется, не произойдет несчастный случай, затрудняющий поиск и сбор
трупов. Для босса, мистера Курца, такой инцидент решил бы целую кучу проблем.
Но все это так, к слову. А пока Джоунси Первому необходимо
заняться Эмилом Бродски из Менло-парк.
Бродски быстро передвигается по заснеженной, слякотной,
выжженной земле между посадочной площадкой для вертолетов и выгулом, где
содержатся индивиды, пораженные грибком Рипли. (Их уже собралось немало, и все
бродят по площадке с ошеломленным видом недавно интернированных беженцев,
собранных со всего света.) Время от времени они зовут охранников, прося сигарет
и информации, выкрикивая пустые угрозы. Эмил Бродски, приземистый, коротко
стриженный, с бульдожьей мордой, словно созданной для дешевых сигар (Джоунси
точно знает, что Бродски — добрый католик, в жизни не курил), не обращает
внимания на вопли. Ему не до того: слишком много навалилось работы. И мечется
он, как однорукий обойщик, стараясь поспеть в сто мест одновременно. На голове
наушники, на груди микрофон. Он ведет переговоры с колонной бензозаправщиков,
которая вот-вот подъедет: это очень кстати, потому что на базу скоро начнут
возвращаться с задания вертолеты, и одновременно ухитряется объясняться с идущим
рядом Кембри на тему центра управления и контроля, который Курц приказал
организовать к девяти вечера, самое позднее — к полуночи. По слухам, операция
должна завершиться за сорок восемь часов, но хрен его знает, так ли это.
Согласно тем же слухам, основная цель, Блю-Бой, уже уничтожена, но Бродски
понятия не имеет, так ли это, поскольку большие боевые вертолеты еще не
вернулись, Но все равно, так или иначе, их дело телячье: действуй ручкой
управления и ни о чем не думай.
