— Эй ты! — вполне дружелюбно окликнул солдат. — Да это наш
хитрожопый друг! Хочешь сосиску, хитрожопый?
— Уже съел, — улыбнулся в ответ Генри. И тут Бивер, как
всегда неожиданно, дернул его за язык: — Пошел на хер, Фредди.
Солдат перестал смеяться.
— Посмотрим, где будет твоя хитрая жопа через двенадцать
часов, — прошипел он. Изображение, проплывшее по реке его сознания, было вполне
отчетливым: грузовик, полный трупов с белыми, перепутавшимися конечностями. —
Ты уже оброс Рипли, хитрожопый?
Байрум, подумал Генри. Байрум, вот как он называется.
Джоунси знает.
Генри ничего не ответил, и солдат отошел с довольным видом
человека, победившего в споре. Изнемогавший от любопытства, Генри
сосредоточился и увидел ружье. И не просто ружье, а именно «гаранд» Джоунси.
Увидел и подумал:
У меня есть ружье. И я пристрелю тебя, как только
повернешься спиной, мудак.
Солдат внезапно подскочил и, снова развернувшись, шагнул к
изгороди. Веселая наглость сменилась мрачным сомнением.
— Что ты сказал, хитрожопый? Ты сказал что-то?
— Только хотел спросить, обломилась ли тебе та девчонка,
которую вскрыл Френки? Он поделился с тобой?
Солдат с идиотским видом выпучил глаза. На мгновение все
вокруг словно застыло. Потом ступор сменился неистовой яростью. Он вскинул автомат.
Бездонная черная дыра на конце дула показалась Генри улыбкой. Расстегнув
куртку, он подставил грудь.
— Ну же! — расхохотался он. — Давай Рэмбо, работай свой
номер.
Брат Френки продержал его под прицелом еще минуты две, и тут
Генри ощутил, как его отпустило. Злоба утихла. Он балансировал на грани: солдат
уже пытался придумать какую-нибудь правдоподобную историю, что-то вроде попытки
к бегству, но слишком промедлил, и рассудок возобладал над красным чудовищем.
Все повторяется… Ричи Гренадо живет в каждом из них. Все они — драконьи зубы
этого мира.
— Завтра, — бросил солдат. — До завтра осталось не так уж
много, хитрожопый.
На этот раз Генри промолчал: не стоит дразнить красное
чудовище, хотя, видит Бог, это совсем не сложно. Он кое-что узнал… вернее,
нашел подтверждение своим подозрениям. Солдат услышал его мысли, но
недостаточно отчетливо, в противном случае повернулся бы намного быстрее. Кроме
того, он не спросил Генри, откуда тот знает о его брате Френки. Потому что на
каком-то уровне солдат знал то, что и Генри: все они заражены телепатией, вся
эта братия, они подхватили ее, как надоедливый вялотекущий вирус.
— Только у меня форма потяжелее, — пробормотал он, застегивая
куртку. — Как у Пита, Бивера и Джоунси. Но Пит и Бив мертвы, а Джоунси…
Джоунси… — Джоунси пришлось хуже всех, — сказал Генри вслух.
И где сейчас Джоунси?
Юг… Джоунси отправился назад, к югу. Карантин, над которым
так тряслись эти типы, прорван, но это их, по-видимому, не слишком беспокоило.
Они наверняка предвидели, что так и будет. И посчитали, что один-два беглеца
ничего не изменят.
Генри сомневался в их правоте.
6
Оуэн вертел в руках кружку с кофе, дожидаясь, пока санитары
выволокут свою ношу. К счастью, под воздействием морфия всхлипы и рыдания
Мелроуза наконец свелись к бормотанию и тихим стонам. Перли ушел вместе с
санитарами, и Оуэн остался наедине с Курцем.
Курц сидел в качалке, глядя на Оуэна Андерхилла с
насмешливым любопытством. Буйствующий безумец куда-то делся, убран на время,
как карнавальная маска.
— Я думаю о цифре, — сказал Курц. — Сколько?
— Семнадцать, — ответил Оуэн. — Вы видите ее в красном
цвете. Как на боку пожарной машины.
Курц удовлетворенно кивнул:
— Теперь вы попытайтесь передать мне сообщение.
Оуэн представил табличку с ограничением скорости:
60 миль в час.
— Шесть, — немного подумав, сказал Курц. — Черное на белом.
— Почти верно, босс.
Курц отхлебнул кофе из кружки с надписью ЛЮБЛЮ ДЕДУЛЮ. Оуэн
с удовольствием последовал его примеру. Грязная ночь… грязная работа… а кофе
Фредди совсем не плох.
Курц сунул руку в карман комбинезона и извлек большую
косынку. Осмотрел со всех сторон, с гримасой боли опустился на колени (ни для
кого не было секретом, что у старика артрит) и принялся вытирать брызги крови
Мелроуза. Оуэн, который считал, что его уже ничто на свете потрясти не может,
был потрясен.
— Сэр… — Вот, блин! — Босс…
— Заткнитесь, — бросил Курц, не поднимая головы и
передвигаясь от пятна к пятну с аккуратностью заправской уборщицы. — Отец
всегда говаривал, что каждый сам должен убирать за собой мусор, тогда в
следующий раз, прежде чем что-то сделать, поневоле остановишься и подумаешь.
Кстати, как звали моего отца, парень?
Оуэн сосредоточился и уловил лишь обрывок, словно случайно
заглянул под взметенную ветром женскую юбку.
— Пол?
— На самом деле — Патрик… но близко, довольно близко.
Андерсон полагает, что это волна, и она сейчас отдает свою энергию.
Телепатическая волна. Не находите это достаточно логичной концепцией, Оуэн?
— Да.
Курц кивнул, не глядя, весь поглощенный уборкой.
— Куда более логична в теории, чем на практике, вы со мной
согласны?
Оуэн рассмеялся. Старик еще не растерял способности
удивлять. «Никогда не откроет карты» — говорят иногда о людях себе на уме. Но
это еще не все. У Курца всегда припасено в рукаве несколько лишних тузов. И
двоек тоже, а всем известно, что двойка — карта коварная.
— Садитесь, Оуэн. Пейте кофе сидя, как всякий нормальный
человек, и не обращайте на меня внимания. Мне нужно доделать это.
Оуэн устроился на стуле и допил кофе. Минут через пять Курц
с трудом поднялся, брезгливо ухватил косынку за самый кончик, отнес на кухню и,
бросив в мусорное ведро, снова вернулся к качалке. Глотнул кофе, поморщился и
отставил кружку.
— Остыл.
Оуэн поднялся:
— Сейчас принесу новый…
— Нет. Садитесь. Нам нужно поговорить.
Оуэн сел.
— Мы немного повздорили, там, у корабля, не так ли…
— Я не сказал бы…
— Знаю, что не сказали бы, но оба мы понимаем, что
произошло. Мало ли что случается в горячке. Кажды?? может закусить удила. Но
теперь нужно обо всем забыть. Придется. Потому что я командир, а вы мой
заместитель, и впереди еще немало работы. Сумеем мы объединить свои усилия?
