— О да, нам приходится делать все возможное, чтобы их ни в малейшей степени не касались домашние хлопоты и заботы, — доверительно сказала одна из дам, наклонившись к Констанции и похлопав ее по руке. — Наши мужья выполняют важную работу для нашей страны. Для нас большая честь — помогать им.
Констанция ответила слабой улыбкой.
— В конце концов, это меньшее, что мы можем сделать, в то время как нам выпало счастье иметь мужей, которые могут принимать решения за нас для нашего же блага. Вы так не думаете, мисс Дункан?
— Нет, — возразила Констанция, отставляя в сторону свой кофе. — Нет, мадам. Я вовсе так не думаю. Я не считаю честью и счастьем то, что решения за меня принимают мужчины по той лишь причине, что они родились мужчинами. Я считаю, что сама вполне способна принимать решения, которые пойдут мне во благо.
Последовало оцепенелое молчание. Одна Констанция, казалось, оставалась совершенно невозмутимой. Она подождала несколько мгновений, потом, когда стало ясно, что ответа на ее слова не последует, поднялась, пробормотала извинение и направилась на террасу.
Проходя мимо небольшого кабинета, примыкавшего к обеденному залу, она услышала голос Макса. Она остановилась в нерешительности, не желая входить, так как подозревала, что это было одно из помещений, вход куда для женщин был закрыт. Скорее всего так оно и было, поскольку в здании парламента было очень мало мест, куда допускали женщин. И даже Констанция не рискнула бы нарушить эти правила.
Он говорил в полный голос, так же как и его собеседники — премьер-министр и Асквит. И, едва услышав первые слова, Констанция стала подслушивать без всяких угрызений совести.
— В парламент явится депутация с петицией, — сказал Макс. — Я не знаю, когда, дата еще не установлена.
— Нам следует отказаться принимать петицию, — произнес Асквит. — Если мы примем петицию, это придаст некоторую легитимность их движению.
— Это, безусловно, так, — отозвался Макс. — Но это приведет их в ярость. — Он коротко рассмеялся. — Я видел этих женщин в действии, премьер-министр, и они страстно преданы своему делу. Мне кажется, что лучше всего будет вести политику умиротворения. Мы примем петицию, но ничего делать не станем.
«Я видел этих женщин в действии»! Констанция едва сдерживала ярость. Чтобы не выдать своего присутствия, она так крепко сжала кулаки, что ее ногти впились в ладони даже сквозь перчатки. Как мог он говорить так небрежно? Как смел он не принять всерьез ее признания о страстной приверженности борьбе женщин за равноправие? Она пыталась изменить его мнение о суфражистках, но в то же время ей хотелось поделиться с ним своими сокровенными тайнами, потому что она считала, что это пойдет на пользу их отношениям. И как он поступил с ее откровенными признаниями? Посмеялся над ними и использовал для борьбы против союза.
— Я буду держать вас в курсе событий, — говорил тем временем Макс. — Вероятно, мне удастся узнать подробности об их следующем шаге до того, как они станут всеобщим достоянием. Это даст нам время для того, чтобы спланировать ответные действия.
— Прекрасно. Как говорят, предупрежден — значит, вооружен.
Констанция тихонько отошла от дверей кабинета. Ей хотелось немедленно уехать, но осторожность подсказывала, что нужно остаться. Она не хотела, чтобы Макс узнал о том, что она подслушала их разговор, пока она не решит, как поступить. Холодный голос рассудка подсказывал ей, что действовать поспешно или под влиянием гнева всегда неразумно. Предательство Макса заслуживало более хитроумной мести. Пока злость заглушала ее боль, но эта боль обещала быть жестокой. Она позволила себе слишком сблизиться с ним. Она уже начала подумывать о любви, о будущем. А вместо этого натолкнулась на предательство.
На террасе свежий воздух немного охладил ее разгорячившиеся щеки и прояснил мысли, и, когда Макс подошел к ней, она смогла встретить его улыбкой.
— Я и не знал, что ты здесь совсем одна, — сказал он, останавливаясь рядом с ней и облокачиваясь на парапет.
Было время прилива, и, несмотря на поздний час, по реке плыли груженые баржи, направлявшиеся в доки.
— Мои собеседницы вызвали у меня раздражение, — напрямик заявила она.
— А! — Он покачал головой. — Этого я и боялся.
— Тогда зачем ты пригласил меня? Разве ты не боялся, что я поставлю тебя в неловкое положение?
— Нет, — с искренним удивлением ответил он. — Вовсе нет. Как тебе пришла в голову подобная мысль?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Я устала, Макс. У меня был довольно трудный день.
Он испытующим взглядом посмотрел на нее. Констанция редко уставала. Она всегда была полна энергии. И все же сегодня она и вправду казалась немного поникшей. Он подумал, что, может быть, это было как-то связано с ее циклом. Он довольно часто замечал, как в определенное время месяца самые уравновешенные и разумные женщины становились нервными и легко возбудимыми.
Констанцию удивляло, что он мог стоять здесь, разговаривать с ней и вести себя в точности как всегда, в то время как сам только что перед этим обсуждал, как будет обманывать ее, словно это было самым нормальным, единственно приемлемым образом действий. В это почти невозможно было поверить. Но она слышала то, что слышала. Ее первое впечатление о Максе Энсоре было правильным, а она позволила своим эмоциям одержать верх. «Типично женское поведение», — с отвращением к себе подумала она.
Она почувствовала, что больше не в состоянии ни минуты находиться в его обществе, и резко сказала:
— Пожалуйста, извинись за меня. Я плохо себя чувствую. Я возьму кеб.
— Нет, я сам отвезу тебя домой. У тебя есть накидка?
— Нет.
Она поплотнее завернулась в шаль. Не было возможности вежливо отклонить его предложение, а вступать с ним в конфликт она не была еще готова.
Макс не пытался поддерживать разговор. В кебе он положил руку ей на плечо, но, когда она передернула плечами, тут же убрал ее. Он не мог представить, что могло быть не так между ними, следовательно, все было нормально. Она просто устала. У нее наступили критические дни. И ничего больше.
Он проводил ее до дверей и наклонился, чтобы поцеловать. Она повернула голову, так, что вместо губ он коснулся губами ее щеки.
— Наверное, у тебя болит голова, — сочувственно произнес он. — Я все понимаю.
Констанция удивленно уставилась на него. Понимает? Что понимает? Как он может понимать? И тут, увидев на его лице сочувственную, но в то же время немного высокомерную улыбку, она догадалась, что он имел в виду. Как это типично по-мужски! Он мог найти только одно объяснение тому, почему она так внезапно отдалилась от него.
Макс колебался, не зная, нужно ли еще что-нибудь сказать, чтобы нарушить внезапно повисшую между ними тишину, и пока он раздумывал, она пожелала ему спокойной ночи и, открыв дверь своим ключом, вошла в дом.
