Проигрывать ему было не так уж сложно. Игроком граф был очень опытным, и инсценировать проигрыши Себастьяну удавалось весьма правдоподобно. Сейчас банковал Грейсмер. Время от времени он бросал пристальные взгляды через стол на хозяина дома. Тот сидел, беззаботно развалясь и кресле. Похоже, он считал, что его проигрыш не больше, чем у любого за столом.
— Вам что-то сегодня не везет, Давенпорт, — заметил кто-то из гостей.
Себастьян пожал плечами, поднял бокал и осушил до дна.
— Друзья, удача приходит и уходит, когда захочет. Это весьма капризная дама. Как вы находите кларет?
— Великолепный. У кого вы его берете?
— У Харперса, на Грейсчерн-стрит.
Увидев, что Грейсмер открыл двадцать очков против девятнадцати его, он бросил на стол пачку ассигнаций:
— Опять мимо!
Что творилось сейчас в душе у Себастьяна, знал только он один. «Неужели Грейсмер выглядел вот так же, когда, жадно облизывая губы, выигрывал у Джорджа Деверю мое наследство и мое будущее? Интересно, зачем ему понадобились крапленые карты? Да-да, конечно, Грейсмер игрок отменный, но не лучше отца. В какой же момент несчастный понял, что честно ему не выиграть?»
Они с Джудит много раз пытались воспроизвести эту последнюю игру, представить, как все было. Именно тот самый момент, когда отец проиграл последний заход, уличенный Грейсмером в том, что применяет крапленые карты. Видимо, отец уже понял, что противник жульничает, что весь его выигрыш незаконный. И в этот момент Грейсмер вдруг собирает карты и «случайно обнаруживает» в руке Деверю крапленую. Что произошло потом? В письме отца об этом ничего не сказано. Там было все довольно сухо объяснено, в основном почему отец был вынужден бежать. Его обесчестили, публично. Причем обесчестил именно тот, кто сам жульничал.
Спасаясь от скандала, он был вынужден забрать детей и ехать на континент, изменить имя себе и детям. Иначе тогда было нельзя. Его молодая жена, их мать, перенести этого не смогла. В конце концов не выдержал и сам Джордж Деверю. Он последовал за своей женой, сам лишив себя жизни.
Но у него остались дети. И они отомстят.
»Однако надо продолжать играть свою роль». Себастьян очнулся от грустных размышлений. Лениво зевнул и произнес:
— Пожалуй, на сегодня я проиграл уже достаточно. Грейсмер, надеюсь, вы дадите мне отыграться в следующий раз?
Граф улыбнулся и стал собирать карты.
— О чем говорить, Давенпорт? С огромным удовольствием! Вскоре после ухода графа к Себастьяну подошел виконт Миддлтон и смущенно спросил:
— И часто вы вот так играете с Грейсмером?
— Нет. Насколько я понял, он появился в городе недавно. — Себастьян взял приятеля под локоть и повел назад, в гостиную. Там их ждал какой-то особенный коньяк. — А вы играли с ним, Харри? Кстати, как он вообще играет?
— Стараюсь не играть. — Харри покосился на коньяк. Это был симпатичный молодой человек, стройный, а самое главное, чрезвычайно доброжелательный. Конечно, он мог себе это позволить, ибо был достаточно богат и в обществе занимай прочное положение, но не так уж часто в этом кругу можно встретить столь порядочного человека.
— Мне не хотелось бы говорить что-то лишнее, однако, смею заметить, это опасный человек, особенно за карточным столом.
Харри пригубил коньяк и посмотрел Себастьяну в глаза;
— Себастьян, вы человек в этом городе новый… вообще, только не подумайте, что вмешиваюсь в ваши дела…
Себастьян покачан головой:
— Ради Бога, Харри. Я вам искренне благодарен.
— Но Грейсмер профессиональный игрок… хищник. И, смею вас заверить, вы у него не первый фазан… — Он оборвал себя на полуслове и неловко замолк.
— Не переживайте, Харри. Я все понимаю. Поверьте, я не вчера родился на свет.
— Просто я хотел, чтобы вы знали… Понимаете? Знали.
— Да, я понял и еще раз благодарю вас. — Себастьян обнял Харри за плечи.
— И все-таки будьте осторожны, — продолжал настаивать Харри, желая выполнить свой дружеский долг до конца.
— Можете не сомневаться, я принял вашу информацию с большой признательностью, — заверил его улыбающийся Себастьян. — Со своей стороны, хотел бы сказать: я вовсе не такой фазан, каким меня представляет Грейсмер. Я хочу, чтобы вы это знали, Харри.
Харри нахмурился и замер, пытаясь переварить услышанное. Нет, слишком много он принял сегодня алкоголя. Пора домой.
Себастьян отправился в постель вскоре после ухода гостей, и над ним в темноте сразу же воспарили голубые глаза, прекраснее которых на свете не существует: робкие, пугливые… вздернутый носик, нежный рот. Так было не только сегодня, а каждую ночь с тех пор, как он познакомился с Харриет Мортон. Себастьян улыбнулся. «Прежде подобные девицы, открывающие свой первый сезон, занимали мое внимание самое большее минут пять. Но Харриет совсем не такая. Она чистая, светлая, нежная… беззащитная… ее хочется прижать к груди и не отпускать, защищая от всех бел, нынешних и грядущих.
Что же это со мной происходит?! Услыхала бы сейчас эти мои мысли Джу. Кстати, надо попросить ее организовать визит к матери Харриет. Мои ухаживания за мисс Мортон пора узаконить».
— Спешу сообщить, наконец-то я нашел своего фазана. И он вполне созрел, — объявил Грейсмер, приложился к бокалу портвейна и ослабил галстук. — Сегодня я ободрал его на семь сотен гиней. И не было видно, чтобы это его слишком встревожило.
— А я все думаю, откуда эти двое сюда явились. — Агнес вытянулась на постели.
С жадным любопытством, которое прошедшие годы оказались не в силах не то что истребить, а даже сколько-нибудь ослабить, она наблюдала за раздеванием графа.
— Никто, абсолютно никто не знает. Но это никого и не интересует. Раз сам Керрингтон женился, значит, все в порядке. Такой не ошибается.
— Да. Я думаю, они из какой-то знатной европейской семьи. Знаешь, такие семьи, где богатство орнаментировано высокими титулами. — Он сбросил рубашку.
— Главное, твоя цель достигнута. Фазан найден. — Агнес взяла с туалетного столика ножницы и принялась выравнивать ноготь на указательном пальце.
— Не моя — наша цель, — мягко поправил ее граф. — А вот для своих целей я бы хотел использовать леди Керрингтон. — Он сбросил наконец брюки и швырнул их в угол. — Нашему Маркусу это, конечно, очень не понравится.
— Ты что, еще недостаточно ему досадил? Бернард тихо засмеялся.
— Думаю, что недостаточно. И я хочу это положение поправить. У меня есть план, дорогая, и не за горами тот день, когда я смешаю его честь с дерьмом. — Рот Грейсмера злобно скривился.
— А ведь я так и не знаю, что же тогда произошло, когда он застал тебя с Мартой. Может быть, ты хоть теперь расскажешь?
— Это останется только между нами. Между Керрингтоном и мной. — Грейсмер поставил одно колено на постель.
