В водовороте развлечений большого города он наверняка сможет постепенно отказаться от этой неестественной, совершенно недопустимой и даже позорной связи со своей семнадцатилетней подопечной. А когда она будет благополучно выдана замуж и станет неуязвимой для угроз Джаспера, он сможет спокойно покинуть Англию и попытаться устроить свою жизнь на континенте.
Он точно знал лишь одно и понял это не умом, а всем своим существом: он не вынесет жизни рядом с Хлоей, когда она окажется замужем и станет недосягаемой для него. Он превратился в отшельника, страдая по Элизабет, и не хотел еще раз пройти тот же путь с ее дочерью.
Глава 17
— Хьюго Латтимер, не так ли?
Услышав тихий вопрос, Хьюго оторвал взгляд от полок с нотами в магазине Хатчарда. Какое-то мгновение он, нахмурившись, смотрел на черноглазого мужчину, обратившегося к нему, затем лицо его прояснилось, он наконец вспомнил, кто перед ним.
— Кэррингтон, — сказал он, протягивая руку Маркусу Девлину, маркизу Кэррингтону. — Сколько лет не виделись!
— По меньшей мере, четырнадцать, — согласился лорд Кэррингтон, пожимая протянутую руку. — Мы были парой зеленых юнцов. Кажется, вы тогда поступили во флот.
— Да, я служил некоторое время, а после Ватерлоо вышел в отставку.
— И что же привело вас в Лондон? Радости сезона? — спросил Кэррингтон слегка насмешливо. Он не особенно жаловал бурную светскую жизнь.
Хьюго слегка пожал плечами. Он смутно помнил какие-то слухи о разорванной помолвке. Неудачная попытка жениться надолго отбила у Маркуса Девлина охоту предаваться радостям светской жизни.
— У меня появилась подопечная, — сказал он с улыбкой. — И, оказывается, в обязанности опекуна входит организация ее представления свету.
Он оглядел заполненный покупателями книжный магазин.
— Она где-то здесь, разыскивает произведение мисс Остин; кажется, оно называется «Убеждение».
— Интересная дама, эта мисс Остин, — заметил маркиз. — Исключительно острый ум и полное неприятие глупцов с их недостатками.
— Да, — согласился Хьюго. — Гордость и предрассудки…
— Чувства и чувствительность, — тут же подхватил маркиз, а затем откланялся.
— Прошу прощения, Латтимер, я должен идти… Полагаю, мы встретимся в одном из клубов в Уайтсе или Уотиере.
Хьюго слегка поклонился. Он по-прежнему был членом обоих клубов, но у него не было ни средств, ни желания играть в карты, а именно этим в основном занимались в аристократических клубах в районе Сент-Джеймского дворца. У него также не было никакого желания привлекать к себе внимание отказом участвовать в усиленном потреблении спиртных напитков, которым сопровождалось общение в этих привилегированных мужских бастионах.
Маркиз покинул магазин и стоял на улице, глядя на суету Пиккадилли и ожидая своего грума с коляской — он обычно прогуливал лошадей, пока его светлость делал покупки.
Он не придавал никакого значения шумному оживлению группы подростков на углу аллеи, пока из магазина не выбежала миниатюрная фигурка, которая пронеслась мимо него с негодующим криком. Заинтересовавшись, он посмотрел на нее, и внезапно девушка резко повернулась и кинулась к нему.
— Дайте ваш хлыст, — сказала она требовательно, глаза ее полыхали яростью. — Пожалуйста, быстрее! — В нетерпении она протянула руку к длинному хлысту, который он держал в опущенной руке.
Маркус подумал, что он никогда не видел более прекрасного и более сердитого личика. Оно просто горело огнем праведного гнева. И прежде чем он успел что-нибудь ответить, девушка, не церемонясь, выхватила у него хлыст и кинулась к шумной группе на углу.
Он потрясенно наблюдал, как она ожесточенно размахивала хлыстом направо и налево, совершенно не обращая внимания на вопли тех, кому досталось от нее.
— Какого черта… Хлоя! — Хьюго Латтимер появился на тротуаре. — Просто не могу поверить! Стоило мне отвернуться всего на две минуты, и она опять во что-то ввязалась.
— Это часто случается, да? — спросил маркиз, позабавленный и заинтригованный одновременно.
— Только когда дело касается пострадавших животных, — коротко ответил Хьюго. Он спешил туда, где уже собралась довольно внушительная толпа.
Маркиз последовал за ним.
Хлоя Грэшем вышла победителем в этой схватке, а попробовавшие ее хлыста мальчишки с позором скрылись. Хлоя прижимала что-то к груди. Шляпа ее съехала набок, юбка была перепачкана, на щеке красовалась полоска грязи. Глаза ее сверкали торжеством и гневом.
— Только посмотри! — обратилась она к Хьюго, и голос ее, как всегда в минуты волнения, дрожал. — Они травили его острыми палками.
— Боже милостивый, — пробормотал Хьюго, рассмотрев добычу Хлои. — Это же медведь.
Маркус вполне понимал его растерянность. Тем не менее его плечи затряслись от смеха, когда Хлоя заявила:
— Это медвежонок, ему никак не больше двух месяцев… И они мучали его. Я думала, что травля медведей запрещена законом.
— Запрещена, — сказал Маркус. — Простите, я, кажется, не имел чести быть…
— Моя подопечная, — сказал Хьюго со вздохом. — Хлоя Грэшем. Хлоя, позволь представить тебе лорда Кэррингтона.
— Чрезвычайно рад, мисс Грэшем. — Маркус поклонился, его черные глаза смеялись и были полны восхищения. Каким-то непостижимым образом полоска грязи на щеке лишь подчеркивала свежесть персиковой кожи; от волнения глаза приобрели непередаваемо глубокий голубой оттенок, а сердито дрожавшая губа лишь подчеркивала совершенство прекрасного рта.
— О, ваш хлыст, лорд Кэррингтон. Благодарю вас и прошу прощения, если я вырвала его у вас из рук. — Она протянула ему хлыст.
— Не стоит благодарности, — пробормотал он. — Я хотел предложить помощь, но это показалось мне несколько излишним. — Он весело взглянул на Хьюго Латтимера, который в ответ лишь беспомощно покачал головой.
— Иди сюда, девочка. У тебя шляпа съехала набок. — Стараясь не задеть ее ношу, он поправил соломенную шляпку и Маркус успел рассмотреть скрывавшиеся под ней великолепные золотые волосы.
Вытащив носовой платок, Хьюго вытер грязь у нее со щеки.
— А теперь не могла бы ты сказать мне, что ты намерена делать с медвежонком. Сомневаюсь, что Данте обрадуется ему… не говоря уже о Беатриче.
— Данте? — повторил маркиз зачарованно. — Беатриче?
— О, мой дом теперь напоминает цирк, — сообщил ему Хьюго. — У нас семь кошек, огромный, навязчиво преданный, беспородный пес, одноногий попугай с самым жутким словарем, какой вы только можете себе представить, а сейчас, похоже, еще и медведь… Да, раньше у нас еще была сова и страшно замученная кляча, освобожденная из-под ига продавца репы. И все они являются обладателями самых изысканных имен.
— Вы проявляете большую стойкость, мой друг, — заметил Маркус.
