– Это все страдания, – сказала она, улыбаясь.
– Ты страдала?
– Да. Ужасно тосковала по тебе.
– Я тоже.
Какое-то время, они так и стояли на расстоянии, словно боясь, что если они приблизятся, то волшебный сон рассеется. Натаниэль наконец не выдержал и тихо промолвил:
– Иди сюда.
Прайд прижал графиню к себе, снял капюшон с ее головы и запустил пальцы в ее шелковые кудри, перебросил их вперед.
– Знаешь, – прошептал он, – я пытался вспомнить цвет твоих волос и не смог. Они меняются в зависимости от освещения. Например, сейчас, в лунном свете, они похожи на тлеющие угольки. Когда мы стояли поддеревьями, они были чернее смоли. А при солнечном свете кажется, что они пылают, как огонь, и до них не дотронуться.
Габриэль усмехнулась:
– У них такой же темперамент, как и у меня.
– Наверное. – Натаниэль провел пальцем по ее губам. – Но твой нрав не спокойнее моего, а волосы у меня все седеют и седеют.
– Натаниэль, мне не хотелось бы торопить тебя, но как долго мы будем разговаривать? – игриво спросила она хрипловатым голосом. – Некоторое время назад мы кое-что начали, и мне не терпится завершить начатое.
– Оттягивать удовольствие полезно для души, – лукавым голосом произнес он, поглаживая ее длинную шею.
– Да к дьяволу мою душу! – воскликнула графиня. – Мое тело уже пылает, и душа вот-вот присоединится к нему.
– Ну, что ж, тогда…
Взяв графиню за руку, он провел ее в укрытие под ветвями ивы.
– Это моя гостиная, мадам. Я уверен, вам здесь понравится.
– Если говорить честно, то мне понравилось бы заниматься с тобой любовью и на большой дороге, на виду у всех, – заявила Габриэль, сбросив плащ. Затем она обвила его шею руками. – Я безумно хочу тебя, хочу так, как никогда, – прошептала она ему на ухо.
Его руки пробежали по ее спине, вспоминая каждый изгиб, каждую косточку, теплоту ее нежной кожи. Габриэль блаженно закрыла глаза, вдыхая аромат его тела, его волос. Прайд прильнул ртом к ее губам, и они приоткрылись; их языки встретились, лаская друг друга.
Прайд прижал к себе ягодицы Габриэль и с удивлением обнаружил, что на ней нет белья под муслиновым платьем.
Он отстранился от нее, переводя дыхание, й прошептал:
– Бесстыжая разбойница.
Повинуясь его молчаливому указанию, графиня скользнула на расстеленный на земле плащ и протянула к лорду руки.
Натаниэль встал возле нее на колени и, не говоря больше ни слова, задрал вверх ее юбки. Габриэль облизнула губы, когда прохладный ночной воздух овеял ее ноги и живот.
Она в ожидании раздвинула ноги, пока Прайд справлялся с застежкой брюк. Но вот он быстро вошел в нее. И почти сразу же они достигли кульминации наслаждения – так велико было их желание.
Прошло некоторое время. Пение соловья возвестило о начале нового дня.
Натаниэль, облокотившись на землю, с улыбкой смотрел на лежащую возле него женщину.
– А знаешь, я занимался с тобой любовью в сапогах, – усмехнувшись, произнес он. – Я в жизни этого не делал.
Габриэль устало провела рукой по его лицу, убрала со лба влажную прядь волос.
Натаниэль стал медленно гладить ее длинные ноги, касаясь волосков пушистого холмика внизу живота. Теперь не было нужды торопиться – самый сильный голод страсти был удовлетворен.
– Не делай этого, – слабо запротестовала графиня. – Я почти без сил.
– Но я хочу, – возразил он.
Прайд, продолжая ласкать ее, нагнулся и поцеловал графиню в живот. Она чувствовала его горячее дыхание на своей коже, а затем его губы скользнули ниже…
– Пожалуйста, – шептала она протестующе, но тело ее уже двигалось в такт нежных ласк Натаниэля, и она начала терять ощущение реальности.
– Жестокий, – едва смогла прошептать она. – Ты же знал, что мне больше не вынести.
– Но ты смогла, – тихо проговорил Прайд, вновь вставая на колени рядом с ней. – Вот что бывает с распутными разбойницами, которые гуляют по ночам, не надевая белья.
Смех Габриэль был похож на стон.
– Я не думала, что оно мне понадобится.
– Ты так торопилась, – произнес Прайд, лаская ее грудь под тонким муслином.
– Это ты виноват в этом: не надо было ничего затевать на террасе, если мы не могли закончить там же.
– Просто у меня было нелепое желание сохранить голову на плечах, – сказал он. – Ведь мы же были в такой близости от вершителей судеб мира.
– А чем это ты занимаешься с русскими? Не сошел ли ты с ума?
Габриэль пыталась перевести разговор на другую тему, чтобы дать себе хоть небольшую передышку, но это ей, похоже, не удавалось.
– Кое-кто нуждается в информации о нынешних переговорах, – мягко произнес он, продолжая ласкать ее грудь. – А у меня – самое лучшее прикрытие. Конечно, мне нелегко было разработать его, зато теперь, когда бывает нужен человек для выполнения ответственных заданий в России, всегда обращаются ко мне.
– Но это же так опасно.
Графиня схватила его за запястье – то ли для того, чтобы остановить его, то ли, наоборот, чтобы поощрить к более смелым ласкам. Впрочем, не важно, что она хотела сделать: Натаниэль освободился от ее руки и продолжал начатое.
– Шпионаж – вообще дело опасное, – напомнил он ей спокойным тоном. – А ты-то сама что здесь делаешь?
– Выступаю в роли хозяйки у моего крестного, – ответила девушка.
– А что еще?
Его руки, до этого такие нежные, вдруг с силой схватили и сжали ее запястья. Натаниэль пристально посмотрел на свою любовницу, словно хотел заглянуть ей в самую душу.
– Давай играть в открытую, Габриэль. Если ты все еще занимаешься шпионажем, эта наша встреча – последняя. Это больше не должно повториться. Впрочем, я уже клялся, что больше не буду встречаться с тобой, но я просто теряю рассудок, когда вижу тебя. – Он сжал ее руки с такой силой, что Габриэль стало больно; глаза Прайда грозно засверкали. – Но этого больше не случится, Габриэль. Мы скажем друг другу до свидания.
– Я ничем таким не занимаюсь, – произнесла графиня. – Повторяю тебе: Талейрану нужна была хозяйка, а я лучше, чем его жена, подхожу на эту роль.
– А Фуше?
– Все происходящее здесь его не касается, – объяснила девушка. – Он занимается внутренними, а не международными делами, которые интересуют лишь моего крестного отца. А если в Тильзит и приехали люди Фуше, то только в качестве телохранителей.
Натаниэль, нахмурившись, посмотрел на нее, не отпуская рук графини. Не было причины сомневаться в ее словах… по крайней мере, на этот раз. Габриэль улыбнулась, глаза ее были искренними.
