Часом позже она спустилась вниз к завтраку, тихо напевая про себя старую детскую песенку: «Мы поедем на охоту, мы поедем на охоту. Там поймаем мы лисицу и запрем ее в темницу. Мы поедем на охоту».
Дичь, которую она собиралась преследовать сегодня, была несколько крупнее лисицы.
Слуга, подскочив, отворил дверь в гостиную. Войдя, Габриэль обнаружила, что в комнате, кроме нее, был лишь лорд Прайд.
– Доброе утро, сэр.
Она приветствовала его с ангельской улыбкой и с таким видом, как будто это не она забралась посреди ночи в спальню к мужчине, и сидела на его кровати.
– Кажется, мы пришли раньше всех, – продолжила она.
– Да, – коротко согласился он, на мгновение оторвавшись от своей тарелки.
– Прекрасный день, – настырно продолжала она беседу, приподнимая крышки над горячими блюдами.
– Да.
– Как раз для охоты.
Ответа не было.
– О, простите меня! Вы, кажется, из тех людей, которые ненавидят разговаривать за завтраком?
Ответом лорда Прайда было то ли рычание, то ли невнятное хмыканье.
Габриэль выбрала себе блюдо и уселась на противоположном конце стола – как можно дальше от своего молчаливого сотрапезника. Намазывая на хлеб масло, она продолжала напевать детскую песенку и старалась не смотреть в сторону Натаниэля.
– Вы должны это делать? – резко прервал ее лорд Прайд. Лоб его прорезала глубокая морщина, а серо-зеленые глаза были наполнены раздражением.
– Делать – что? – Габриэль невинно посмотрела на него.
– Петь эту чертову песенку, – ответил он. – Это действует мне на нервы.
– Ах да, – проворковала Габриэль с обворожительной улыбкой. – Меня это тоже раздражает, но я ничего не могу поделать. Знаете, как привязываются такие глупые песенки.
– Нет. К счастью, я этого не знаю, – оборвал ее Прайд.
Габриэль пожала плечами и потянулась за кофейником.
– Знаете, лорд Прайд, если бы я так же, как и вы, ненавидела разговаривать за завтраком, то предпочла бы есть в одиночестве.
– Именно этого я и хотел. Большая часть гостей спустится к завтраку не раньше половины восьмого, а к этому времени я бы давно ушел.
– Боже, да вы целую речь произнесли, – заметила девушка с восхищением. – Будьте добры, передайте, пожалуйста, молоко.
Натаниэль с грохотом отодвинул стул, взял серебряный сливочник и прошел вдоль всего стола, а затем с такой силой опустил сливочник возле ее чашки, что часть молока расплескалась.
– Благодарю вас, – с милой улыбкой произнесла Габриэль, вытирая пролитое молоко салфеткой.
Натаниэль взглянул на нее с бессильной злобой. Потом он резко повернулся на каблуках и пошел к дверям, нарочито не замечая Майлза Беннета и мисс Бейберри, которые, оживленно болтая, вошли в столовую комнату.
– Доброе утро, Натаниэль, – весело приветствовал его Майлз. – Надеюсь, ты наслаждался завтраком в одиночестве?
– Нет, напротив, – ответил Прайд и ушел.
Майлз, ухмыляясь, отодвинул стул для мисс Бейберри.
– Доброе утро, Габби. Кажется, ты нарушила спокойствие нашего друга с самого раннего утра?
– Похоже, что так, – ответила Габриэль. – Ему следует есть у себя в комнате, если он не терпит компании.
Комната быстро наполнилась жаждущими поохотиться. Габриэль поднялась к себе, чтобы взять шляпу, перчатки и хлыст. Натаниэль Прайд был в костюме для верховой езды, значит, он тоже намеревался отправиться на охоту. Хотя, если на поле он будет так же молчалив, как за завтраком, то его будет трудно втянуть в беседу. Но всегда оставалась надежда на какую-нибудь неожиданность, которая поможет им разговориться.
Лорд Прайд по тем же причинам, что и Габриэль, путешествовал без собственных слуг. Перед зеркалом, он поправил на себе одежду и отряхнул рукой шляпу. Он был одет аккуратно и изысканно, но неброско. Надо признаться, графиня де Бокер вывела его из равновесия, явившись к завтраку в такую рань, хотя он твердо намеревался не доставлять ей такого удовольствия.
Уж если кто из женщин и мог привлечь к себе внимание своей одеждой, так это была графиня. Большинство высоких женщин стараются скрыть свой рост. Габриэль поступила наоборот. Черный костюм для верховой езды был так же строг, как и ее вчерашнее платье. А потому он удивительно подчеркивал и рост, и соблазнительные линии ее гибкого тела. На шее у нее был белоснежный шейный платок с изумрудной булавкой.
Но как же, к дьяволу, он сумел разглядеть все это в то время, когда она изводила его своей бессмысленной болтовней?
Конечно, он должен соблюдать правила приличия и дождаться Саймона, затем высказать ему все, что думает о его дурацком плане. А потом… потом уехать в Гемпшир. Там царят мир и покой. Там он проведает Джейка.
Джейк. Одно лишь воспоминание о ребенке приводило его в смятение. На что вчера намекал Майлз, спрашивая, что Джейк думает о своей жизни? И разве шестилетний малыш имеет право на собственное мнение?
Перед взором Натаниэля стояли карие глаза мальчика. Живые, эмоциональные, обрамленные густыми ресницами. Глаза Элен. И чудные кудри. Кудри Элен. Ямочка на подбородке. Ямочка Элен. И ее подбородок.
Измученное лицо Элен на подушке… Белое, как простыня. Лихорадочный блеск глаз. Она смотрела на него с таким отчаянием, но все же с надеждой, что он не даст ничему плохому случиться с ней.
Но Прайд потерял ее. Она умерла в тот самый момент, когда они своими ужасными инструментами вытащили Джейка из ее тела. Она никогда не увидела ребенка, которому дала жизнь.
Это было шесть лет назад, но он помнил все, как будто это было вчера. Кончится ли когда-нибудь эта пытка? За какую вину он несет эти бесконечные страдания, и когда Господь положит им предел?
Повелительные звуки охотничьего рожка прервали его мрачные мысли. Прайд взял перчатки и хлыст и вышел из комнаты. День охоты хотя бы на некоторое время отвлечет его от грустных воспоминаний. Физическая усталость – лучшее лекарство.
Выйдя из дома, он заметил Габриэль де Бокер. На графине была треуголка с серебристым плюмажем, свисающим на ее левое плечо. Она сидела верхом на черном, как смоль, скакуне, и юбки водопадом искусной драпировки прикрывали лошадь.
Как бы почувствовав, что он рассматривает ее, Габриэль обернулась и посмотрела лорду Прайду прямо в глаза. Она была слишком далеко от него, чтобы он мог как следует рассмотреть выражение ее лица, но Натаниэль догадался, что в черных глазах графини играет насмешка, а рот кривится той самой улыбкой, которую он так хорошо запомнил. На мгновение Натаниэлю показалось, что она своим взглядом пригвоздила его к месту, лишила способности двигаться. Затем она изогнулась, чтобы взять у слуги чашу с вином. Тут грум подвел к Натаниэлю серого коня с заплетенным хвостом. Наваждение исчезло. Прайд быстро вскочил на коня и отъехал в сторону от толпы, болтовни, приветствий и шумной брани псарей.
