— Остановись у «Красного льва», — коротко распорядился он, когда они въехали в людный Барнет в двух милях от Ветстоуна.
— Я считала, что наша цель — Поттерс-Бар.
— Хочу выпить. И надо напоить лошадей.
Эмма завернула во двор «Красного льва». Конюхи торопились перепрячь почтовую тройку, которая спешила по Большой северной дороге.
Аласдэр спрыгнул на мостовую и подал Эмме руку.
— Пошли.
Девушка секунду поколебалась, но оперлась на его руку и тоже спустилась на землю. Она чувствовала, что Аласдэр разозлился, и понимала, что, как обычно, сама умудрилась спровоцировать сцену, которая должна вот-вот разразиться. Эмма хоть и побаивалась его гнева, но, видимо, и сама хотела выпустить пар. Они никогда не пытались скрыть друг от друга своих чувств и жили от одной бурной ссоры до другой. Не самый мудрый способ существования. Но ни один из них не знал другого.
Аласдэр отпустил ее запястье в тот самый миг, когда Эмма коснулась ногами земли.
— Иди в таверну и прикажи открыть отдельный кабинет. — И добавил с холодной учтивостью: — А для меня, пожалуйста, кувшин с элем.
Эмма выполнила все в точности. Хозяин поклонился на пороге и заверил, что у него есть отдельный кабинет, выходящий окнами на улицу. И он тотчас же пошлет туда прислугу с прохладительными напитками. Щелкнув пальцами, он приказал служанке проводить госпожу наверх.
Эмма поднялась за девушкой по лестнице и оказалась в квадратной комнате с обтянутыми тканью стенами. Она стояла у окна с переплетом, когда вошел Аласдэр.
— Хозяин подаст эль и кофе, — сообщила она бесцветным тоном и стянула с рук перчатки. — И еще холодных цыплят и пирог с дичью. Не знаю, голоден ты или нет…
— Не особенно. — Аласдэр стоял спиной к камину, чтобы согреть поясницу.
— Думаю, Мария уже выехала. — Девушка так и не отвернулась от окна.
— Ну, довольно, Эмма! Что, черт возьми, происходит? Ты дуешься с тех самых пор, как я приехал на Маунт-стрит и…
— Я не дулась! Я никогда не дуюсь! — Эмма резко обернулась.
— Согласен, до этого дня нет. Тогда почему сейчас такая холодность?
Эмма швырнула перчатки на столик.
— Так уж случилось, что я не желаю слушать… — Она замолчала, потому что в комнату возвратилась служанка с подносом. И Эмма снова отвернулась к окну.
Девушка с любопытством смотрела на двух гостей в кабинете: напряжение между ними было настолько велико, что, казалось, его можно резать ножом. Служанка поставила на стол еду и напитки с подноса, суетясь больше, чем требовало простое поручение, но молчание в комнате сделалось настолько громогласным, что она почувствовала острую необходимость хоть как-то его заполнить.
— Этого достаточно, сэр? — Реверанс в сторону Аласдэра, поскольку Эмма по-прежнему стояла к комнате спиной.
— Да… да… — Аласдэр поспешно отмахнулся. Служанка снова сделала реверанс и поспешила из кабинета с пустым подносом.
— Что ж, начнем все сначала. — Аласдэр налил себе эля. — Так чего же ты не желаешь слушать? — Он сделал большой глоток из кружки и посмотрел на Эмму из-под опущенных ресниц. Молодой человек явно испытывал тревогу — она проступала сквозь раздражение, — но от этого не становился сговорчивее.
— Не желаю слушать, как меня обсуждают… всякие, вроде леди Мелроуз! — Эмма вспыхнула, ее голос слегка зазвенел от раздражения. — Обсуждают в весьма нелестных выражениях, которые приписывают тебе!
С минуту Аласдэр изумленно смотрел на Эмму, потом поставил кружку на стол.
— Я тебя не понимаю.
— Не понимаешь? — Теперь голос девушки дрожал от ярости. — Не помнишь, как отзывался обо мне в разговоре с леди Мелроуз? Такими словами, что, если бы я не слышала своими ушами, никогда бы не поверила. «Вульгарная, как Летти Лейд!» Не припоминаешь, как говорил ей, что не можешь дождаться, чтобы я нашла себе мужа и ты бы освободился от несносных обязанностей опекуна?
У Эммы перехватило дыхание. Она коротко сердито всхлипнула и прижала пальцы к губам, пытаясь овладеть собой. Нет, нельзя позволить себе распускаться перед ним.
— Что еще ты с ней обсуждал? — Девушка воспользовалась его молчанием и постаралась перехватить инициативу. — Может быть, мои достоинства в постели? Что же, Аласдэр, тебе доставляет удовольствие сравнивать любовниц?
Молодой человек побледнел.
— Довольно! — Глаза сверкали на фоне побелевшего лица, уголок плотно сжатых губ конвульсивно подергивался. — Дай мне хотя бы правильно выразить то, что ты хочешь сказать. Итак, ты обвиняешь меня в том, что я обсуждаю тебя с другими женщинами?
— Не просто обсуждаешь! — взорвалась Эмма. — Поносишь так, что они с удовольствием повторяют твои слова подружкам, приятельницам — да кому угодно в свете… Твои откровения на устах у каждой старой злыдни, и по всему городу ползают слухи!
Не в силах смотреть на Аласдэра, Эмма порывисто отвернулась. Ее захлестнула багровая волна обиды и гнева, но она не сказала бы, какое из этих чувств обуревает ее сильнее.
— Как ты смеешь? — Ярость в голосе Аласдэра только усиливалась оттого, что он говорил спокойно. — Как ты смеешь, Эмма?
— Как я смею? — бросила она через плечо. — Да я просто повторяю то, что слышала. И слышала в общественном месте.
— И посмела поверить, что я мог сказать о тебе такое? Посмела подумать, что я, позабыв о чести и приличиях, мог обсуждать твои личные качества с кем бы то ни было?
— Я сама слышала. — Теперь Эмма говорила бесстрастным голосом. — И поверила тому, что услышала.
Двумя широкими шагами Аласдэр пересек комнату, схватил Эмму за плечи и развернул к себе лицом.
— Ради всего святого, Эмма! Никогда я еще не был так близок к тому, чтобы ударить женщину!
— Ну, давай! — закричала она. — Чего еще ждать от мужчины, который поносит одну любовницу, чтобы заслужить расположение другой? — Девушка попыталась отвернуться, но его пальцы впились в ее плечи. И она с ужасом ждала, что он вот-вот исполнит угрозу. Тогда она начнет презирать его еще сильнее и в ней умрут последние чувства к нему.
Аласдэр разжал пальцы и отступил на шаг. Тяжело, прерывисто вздохнул и жестом бесконечной усталости провел ладонью по лицу.
Эмма заметила, что его рука дрожала.
— Вместо того чтобы бросать мне обвинения, почему ты просто не сказала, что произошло? — Теперь его голос казался спокойным, словно мельничный пруд. — У тебя была причина для обиды. И клянусь Всевышним, весомая.
Эмме впервые пришло в голову, что, возможно, все это ошибка, ужасная ошибка. Появились первые проблески надежды. Она достаточно хорошо знала Аласдэра и понимала, что он не способен изобразить гнев. В нем не чувствовалось ни малейших признаков раскаяния или угрызений совести.
