Граф поставил бокал на стол.
— Подойди.
Октавия покорно приблизилась. На губах играла нерешительная улыбка, но в ней угадывалось желание. Филипп прижал девушку к себе, взял лицо в ладони, запрокинул поцелуем голову.
Октавия застонала и, изогнувшись, коснулась бедер мужчины, руки лихорадочно скользили по телу, проникли под сюртук — все ниже, ниже.
— Черт побери, Октавия. — Филипп оторвался от ее губ как раз тогда, когда она стала опасаться, что он сломает ей шею. — Черт побери, ты сводишь меня с ума. Скоро ты будешь моей.
— Да… да… скоро, — прошептала она. — Ждать осталось недолго.
Граф глядел на ее пылающее желанием лицо, чуть сощурив серые глаза. Красивый мужчина, подумала Октавия. Но что-то в нем было порочное. Ее не отпускала мысль, что нечто до боли знакомое в нем обратилось во зло.
Она закрыла глаза и вздохнула, изображая страсть.
— Где твой муж?
Октавия готовилась к этому вопросу, но он все же застал ее врасплох.
— Уехал в деревню проверить, как идут дела в имении. Вернется только через неделю.
— Тогда я приду к тебе. Нечего больше тянуть да откладывать. Буду на Довер-стрит сегодня же.
— Прекрасно, — обрадовалась Октавия. — Вечером я еду с друзьями на спектакль, потом ужинаю в «Пьяцце». Приезжай после полуночи. Я буду тебя ждать. И на улице не останется любопытных глаз.
— Значит, до вечера. Дворецкий тебя проводит. — И, не проронив больше ни слова, оставил Октавию в гостиной одну.
Девушка залпом осушила бокал и направилась к двери. На пороге появился дворецкий:
— Сюда, мадам.
Он проводил ее до самого выхода, словно хотел убедиться, что сомнительная гостья не прикарманит столовое серебро. На улице Октавию поджидал портшез, она села внутрь, не чувствуя, что с верхнего этажа за ней следят глаза. Там, у окна, стояла Легация и никак не могла взять в толк: кто же может добровольно захотеть переспать с Филиппом Уиндхэмом?
Небо затянуло тучами, и, когда носильщики побежали по улицам Лондона, упали первые капли дождя. На Довер-стрит они внесли портшез прямо в вестибюль, чтобы избавить мадам от необходимости срочно вызывать парикмахера.
— Расплатись, Гриффин, — распорядилась Октавия. — Фрэнк так и не появлялся?
— У меня подозрение, миледи, что маленький дьяволенок бродит вокруг дома. — Дворецкий подал монеты носильщикам и кивнул лакею, чтобы тот проводил их до двери. — Повариха тоже так считает. Сам он явно не показывается, но мы видели, как мелькала его тень. Тогда повариха выставила тарелку с холодными пирогами, и наутро она оказалась пустой.
— Похоже на Фрэнка, — согласилась Октавия. — Может, еще объявится, если будем все время оставлять для него еду. По крайней мере он поймет, что мы на него не сердимся. А то, наверное, боится, что отдадим констеблям.
— Если хотите знать мое мнение, миледи, я бы так и поступил, — заявил дворецкий. — К чему поощрять воришку… Извините, мадам, что говорю так свободно.
Октавия грустно покачала головой:
— Ты волен говорить что угодно, Гриффин, но я не хочу отдавать ребенка под суд. И так же считает лорд Уорвик.
— Слушаюсь, миледи, — поклонился дворецкий. — Полагаю, его светлость вернется не раньше конца недели?
— Да, — подтвердила Октавия, и ее голос прозвучал приглушенно. — Если не случится ничего неожиданного. — Девушка не хотела загадывать. Он все равно вернется.
А пока ей следует покончить с Филиппом Уиндхэмом. В спальне возилась Нелл — отбирала платья для починки и глажки. Октавии нравилась ее комната, и все в ней напоминало Руперта. Все, на что бы ни падал взгляд, хранило память о нем. Они проводили здесь счастливые ночи. Нет, Филиппа Уиндхэма Октавия принимать здесь не станет.
— Нелл, поставь цветы в маленькую гостиную. — Она заглянула в шкаф, прикидывая, что надеть. — И скажи Гриффину, что я там буду ужинать после театра. Я жду гостя… и не хочу, чтобы нас беспокоили. Так что… пусть подадут что-нибудь, что мы сможем разложить сами. Хотя бы омара, шейки крабов, копченого гуся. И конечно, шампанское.
— Слушаюсь, мадам. Какое платье вы наденете в театр?
— Как раз стараюсь решить. — Октавия провела рукой по висевшим платьям. — Пожалуй, из золотистой тафты.
Платье было экстравагантным, богато расшитым серебряной нитью. Спереди оно плотно облегало грудь и талию, но сзади свободными складками ниспадало с плеч.
Руперт его особенно любил.
На глаза Октавии навернулись слезы, к горлу подступил комок. Нельзя думать ни о чем, кроме настоящего. Живи только этой минутой и не размышляй о будущем. Сегодня ей предстоит отнять кольцо у Филиппа, и никаких иных мыслей сейчас не должно быть.
Вечер показался Октавии бесконечным. Она едва могла говорить со своими спутниками и отвечать на любезности принца Уэльского. Кокетничала, смеялась, и никто не догадывался, какая тяжесть у нее на душе. Она запретила себе думать о Руперте. О том, что его могут посадить в телегу и повезти на площадь Тайберн.
Ее глаза лихорадочно блестели, на щеках пылал болезненный румянец, но те, кто это заметил, приписали необычное возбуждение действию шампанского.
От шума, блеска мириад свечей в обеденном зале, от необходимости поддерживать светский разговор разболелась голова. Октавия будто со стороны слышала свой слегка охрипший голос и понимала, что иногда путает слова. Но ее спутники, разгоряченные шампанским, не замечали этого.
Она рассчитывала увидеть графа Унндхэма, но он так и не появился. Только что пробило полночь, когда карета привезла ее на Довер-стрит.
— В маленькой гостиной все, как вы пожелали, миледи. — Гриффин низко поклонился. Его голос не выразил никаких чувств, и было непонятно, что думал дворецкий о ночном свидании госпожи в отсутствие мужа.
— Спасибо. Когда гость прибудет, можешь отправляться спать.
Отдавая плащ, Октавия не смотрела на Гриффина: она боялась прочесть в его глазах осуждение.
Шторы в гостиной были опущены, и ее освещали два канделябра. В воздухе плавал аромат роз. Октавия изучила сервированные на круглом столе блюда: в шероховатых раковинах жемчугом отливали устрицы, дымился пирог со спаржей, закрытый горшочек хранил жар искусно приготовленного жареного картофеля, рядом — тарелки с миндальным печеньем и земляникой. Над всем этим возвышались две бутылки шампанского.
Октавия удовлетворенно кивнула. Сейчас она была абсолютно спокойна. Руки уверенно вынули из ящика комода небольшой бумажный пакетик и опустили его за вырез платья.
Перед китайской ширмой у потухшего очага стоял диван, обтянутый ярко-желтой тафтой. Соблазнительное местечко!
Октавия ждала. Стук в дверь. Появился Гриффин и, тут же отступил в сторону: в комнату входил граф Уиндхэмский.
