И конюх пододвинул чашку воды поближе к морде Рема, потому что собака приподняла свою тяжелую голову.
Саймон побыл в конюшне еще пару минут, потом, пожелав конюху спокойной ночи, побрел к замку, тяжело опираясь на трость. В громадном, похожем на пещеру большом зале стояла необычная тишина. Факелы и свечи были зажжены, столы накрыты для вечернего пиршества, повсюду сновали слуги, но все же, несмотря на всю эту суету, в зале словно царило ожидание чего-то.
Граф пересек комнату и поднялся по лестнице. У двери спальни Ариэль Саймон Хоуксмур остановился, поднял было руку, чтобы постучать, но передумал: он явился сюда не с миротворческой миссией. Нажав на ручку, Саймон открыл дверь.
Ариэль сидела в кресле-качалке перед камином и не отрываясь глядела на пламя. Она повернула голову на звук открывшейся двери, и глаза ее, сначала совершенно пустые, постепенно наполнились пониманием.
— Я мог постучать, но потом решил, что не позволю отвергнуть себя, — сказал Саймон, закрывая за собой дверь и поворачивая ключ в замке. — Не хочу, чтобы нам помешали, — объяснил он, прислонясь спиной к запертой двери.
Ариэль встала и посмотрела прямо в лицо мужу. Она ничего не сказала, но в ее взгляде он прочитал: она знает, для чего он пришел. Ее руки легли на спинку кресла, и граф заметил, что она изо всех сил сжимает пальцами полированный, покрытый богатой резьбой подголовник.
— Я считаю, что пришло время нам стать мужем и женой, Ариэль.
И он сделал несколько шагов в глубь ее комнаты. Молодая женщина по-прежнему не двигалась.
— Вы дали слово.
Голос ее прозвучал хрипло, как будто она долго-долго не открывала рта. Глаза Ариэль потемнели, кровь отхлынула от лица.
— Значит, я буду клятвопреступником, — хмуро произнес Саймон, приближаясь к жене.
Он взял ее руки в свои. Пальцы жены были холодны как лед и безжизненно лежали в его ладонях, Саймон поднес их к губам. Нежно целуя и лаская ее пальцы губами, он почувствовал, что они дрожат.
— Я хотел бы иметь настоящую жену, Ариэль. Я хочу, чтобы вы были связаны со мной так, как жена должна быть связана со своим мужем, и сам хочу быть связанным с вами теми же узами.
Ариэль промолчала, не сделав в то же время и попытки отстраниться от него. Держа ее руки в своих, Саймон нежно спросил:
— Вы согласны на это, Ариэль?
Закрыв глаза, она сделала головой неопределенное движение, которое могло означать что угодно. Саймон выпустил руки жены и, согнув указательный палец, провел им по ее щеке. Когда он кончиками пальцев коснулся ее губ, то почувствовал, как они затрепетали, но от удовольствия или отвращения, ему так и не удалось понять.
Он развязал ленточку, стягивавшую воротник у нее на шее. Развязал и отбросил в сторону. Потом расстегнул пуговицы на камзоле ее костюма для верховой езды и спустил его с плеч. Но Ариэль не сделала даже попытки освободиться от одежды. Тогда Саймон обошел ее сзади и сам снял камзол. Положив руки жене на плечи, он повернул ее лицом к себе.
— Ты не хочешь хоть немного помочь мне?
В тоне его голоса теперь не было нежности, только настойчивая решимость.
— Разве я должна?
Саймон плотно сжал губы, взор его стал напряженным, на побледневшей щеке стал особенно заметен шрам.
— Очень хорошо.
И он стал расстегивать ее кофточку, действуя быстро и ловко.
— Зачем вам так беспокоиться? — язвительно спросила Ариэль. — Ведь для насилия вовсе не обязательна нагота.
Саймон стиснул зубы. Теперь была его очередь хранить молчание. Она не сделала ни малейшей попытки помешать ему, когда он стал снимать с нее кофточку. Под тонкой материей нижней рубашки стали видны бледные полушария ее грудей. Обнаженные руки были тонки и грациозны, хотя уже немного округлились, и Саймону страстно захотелось погладить их пальцами, прижаться губами к нежной ямке на локте. Но ведь он не предавался восторгам любви со своей женой. Она всем своим видом демонстрировала равнодушие к его порыву. Саймон просто воспользовался своими супружескими правами.
Он расстегнул пояс ее юбки, мрачно поблагодарив про себя судьбу за то, что достаточно знаком с женскими одеяниями и не запутается во всех этих многочисленных застежках. Юбка соскользнула к ее щиколоткам.
— Сними это, — произнес он, указывая на высокие сапожки Ариэль для верховой езды.
Молодая женщина пожала плечами, но повиновалась, потом отступила немного в сторону, давая мужу возможность сделать то же самое. Сложив на груди руки, она смотрела, как он начал раздеваться. Саймон сбросил свою куртку, расстегнул и снял рубашку, потом руки его легли на пряжку пояса. Он колебался, явно смущаясь под взглядом холодных серых глаз жены, устремленных на него. День близился к вечеру, но было еще недостаточно темно, чтобы зажигать свечи.
Стиснув зубы, Саймон расстегнул пряжку пояса и повесил его на спинку кресла-качалки. Кинжал в ножнах громко стукнул об пол. Саймон взглянул на жену и испытал что-то похожее на ужас — глаза ее больше не были пустыми и бесстрастными: теперь в них светилось любопытство… и что-то еще. Ариэль тут же отвела взгляд и стала пристально разглядывать картину с каким-то сельским пейзажем, висевшую на дальней стене.
Саймон расстегнул бриджи, но ему пришлось присесть на стул, чтобы стянуть их с ног. Потом он сорвал носки и снова поднялся на ноги. Льняные кальсоны скрывали его изуродованную ногу, но мужчина в исподнем представляет собой достаточно смешное зрелище. Пусть уж лучше она отвернется в отвращении, чем рассмеется. И Саймон решительно снял с себя последний предмет одежды.
Ариэль снова повернулась к мужу. Он почувствовал, как ее взгляд окинул все его тело, замечая все: изуродованные мышцы ноги, мощный подъем его плоти. Щеки ее слегка порозовели, а в глазах появилось то же странное выражение — он никак не мог его разгадать. Или не допускал возможности того, что догадывается.
— Пойдем.
Он сделал два шага, которые были необходимы, чтобы преодолеть разделявшее их пространство. Голос Саймона прозвучал отрывисто: он сердился, потому что из-за нее должен был делать все так поспешно, но его слишком возбуждал вид ее юной нагой красоты.
Положив руку на плечо жены, Саймон свободной рукой коснулся ее груди сквозь рубашку. Теплота ее тела была столь же опьяняюща, как и аромат волос. Он решительно развязал завязки рубашки у нее на плечах и положил ладонь на обнаженную грудь, которая точно заполнила всю его ладонь. Палец Саймона начал ласкать сосок, и, к его удивлению, он затвердел от этой ласки.
Саймон взглянул на жену. Она стояла все так же недвижимо, едва заметно дыша, неотрывно глядя поверх его плеча на картину на стене. Но он все же почувствовал, как увлажнилась ее кожа, когда он положил свободную руку на ее другую грудь. Ощущение мягких, нежных полушарий в ладонях наполнило его душу восторгом. Груди Ариэль поднялись, трогательно выделяясь на ее стройном теле, легонько трепеща под его ласками.
