Лео усмехнулся, отчаянно прикидывая, не удастся ли ему нравоучительной тирадой пробить броню этого пугающего желания завладеть им:
— Вы ничего еще не знаете, дорогая моя девочка. Совершенно ничего Вы захвачены волной чувств, в которых не можете разобраться. Им место — в брачных покоях, вы поймете это достаточно скоро. Я виню только себя. Я не должен был целовать вас.
— Но ведь и я поцеловала вас, — спокойно заметила она. — Потому что так было нужно мне.
Он провел ладонью по волосам, отбросив черную прядь, упавшую на лоб.
— Послушайте меня, Корделия. Во всем виноват только я. Мне не следовало дразнить вас тогда, в галерее. Видит Бог, я не отдавал себе отчета, что играю с огнем. Но теперь вы должны выбросить из головы всю эту чушь о любви Вам предстоит стать супругой князя Михаэля Саксонского. Так вам суждено в жизни. И вы лишь причините себе вред, если не примете этого.
Корделия заправила за ухо выбившийся локон.
— Вы женаты?
— Нет, — не задумываясь ответил он на этот простой вопрос.
— А у вас есть любовница?
— Кто у меня есть? — Мгновенная смена темы разговора чуть не лишила его дара речи.
— Любовница, — повторила она, отбрасывая назад другой локон. — Я хочу знать, есть ли она у вас сейчас.
— Ступайте отсюда, Корделия, пока я окончательно не потерял терпение.
— Хотела бы я взглянуть, как это выглядит, — шаловливо произнесла она, но, когда он шагнул к ней, отступила.
Послав ему воздушный поцелуй, она повернулась и скрылась в темноте. Он постоял, провожая взглядом светлое платье, пока оно не растворилось вдали, и остался один, ощущая ее нежный аромат, витающий в воздухе.
Глава 3
Дождь хлестал по оконным ставням, сырой воздух, ползущий от окон, заставлял колыхаться пламя камина.
Князь Михаэль Саксонский положил перо и наклонился к огню, грея руки. Апрель в Париже отнюдь не всегда является месяцем распускающихся листьев и благоухающих цветов; случаются годы, когда апрельские ветры и дожди живо напоминают зиму.
Михаэль снова взял перо в руки и продолжил свое Занятие, покрывая толстые пергаментные листы переплетенной в кожу книги паучьими наклонными каракулями. Дойдя до конца страницы, он отложил перо в сторону. За последние двадцать лет он ни разу не пропустил ни одной ежедневной записи: в дневник скрупулезно заносились все расходы, записывалось каждое событие, пунктуально фиксировалась любая мало-мальски важная мысль.
Перечитав запись минувшего дня, он посыпал страницу песком и закрыл книгу. Встав, он с книгой в руке подошел к окованному железом сундуку под окном, достал из кармана ключ и открыл бронзовый висячий замок на нем. Сундук этот оставался закрытым даже в том случае, когда хозяин его был в комнате. Уж чересчур много опасных секретов хранилось здесь. Князь поднял тяжелую крышку и поставил книгу последней в ряду точно таких же фолиантов, на корешках которых, глядящих вверх, были вытиснены годы. Рука князя прошлась по корешкам. Его указательный палец остановился на цифре 1765 и выдвинул том. Стоя спиной к огню, он открыл книгу. Она распахнулась на записи, датированной 6 февраля. На всей странице была только одна строчка: «В шесть часов сегодняшним вечером Эльвира поплатилась за свою неверность».
Князь закрыл книгу и вернул ее на свое законное место.
С глухим стуком крышка захлопнулась, князь запер сундук и опустил ключ в карман. В камине зашипело сырое полено, отчего тишина в комнате, да и во всем доме, царящая в этот ночной час, стала особенно ощутима. Князь взял в руку недопитый бокал с коньяком и отхлебнул из него, глядя на пляшущие в камине огоньки, а потом снова подошел к секретеру, за которым писал дневник.
Открыв ящик стола, он достал оттуда миниатюру в рамке из жемчуга. С портрета на него глянуло юное улыбающееся лицо: черные как крыло ворона кудри оттеняли нежную кожу, большие и глубокие серо-голубые глаза сияли, слегка курносый нос придавал своей владелице немного шаловливый вид.
Леди Корнелия Бранденбург. Шестнадцать лет, крестница императрицы, племянница герцога. Безупречные черты лица и очень милое выражение… но никакого сходства с Эльвирой. Корделия была столь же яркой брюнеткой, как Эльвира — блондинкой. Его взгляд перекочевал на портрет, висевший над каминной полкой. На нем была изображена Эльвира сразу же после рождения двойняшек. Она откинулась в шезлонге, с плеч ее спадало платье из малинового бархата. Ее крупная грудь, еще увеличившаяся после родов, выступала из выреза декольте. Складка бархата лежала на бедре. Одна рука Эльвиры небрежно покоилась на коленях. На запястье художник живописал чудный браслет, который Михаэль подарил супруге после рождения детей. Небрежный зритель мог бы и не обратить внимания на редкостность этой вещи, но художник явно был очарован причудливым видом браслета и изобразил его в потоке солнечных лучей, детально выписав драгоценность на фоне складки малинового бархата. На губах Эльвиры играла хорошо знакомая
Михаэлю улыбка, та самая, что порой сводила его сума. Вызывающая и насмешливая. Даже когда она была запугана и он чувствовал ее страх, улыбка не сходила с ее уст.
Сколько же любовников было у нее? Со сколькими мужчинами она изменяла ему? Вопрос этот не давал ему покоя даже сейчас, когда Эльвира не могла больше уязвить его своей вызывающей улыбкой.
Он перевел взгляд на миниатюру, которую держал в руке.
В былые дни он, бывало, жаждал Эльвиру, но теперь ни за что не проявит постыдной слабости. Он должен взять эту девушку потому, что ему нужен наследник. Да еще ему необходима женщина просто для поддержания здоровья. Он не относился к тем мужчинам, которые готовы платить за удовольствие, от купленных ласк у него оставалась оскомина.
Чистая молодая женщина оживит его гаснущие силы, одарит наслаждением и принесет ему плоды своего чрева. И еще она с пользой сможет занять себя, заботясь о двойняшках. Лео полностью прав в том, что они должны получить более серьезное образование, чем их гувернантка в состоянии предоставить. Князь не проявлял особого интереса к детям, но хотел, чтобы они были воспитаны в понимании женского долга, дабы впоследствии могли стать достойными женами. Он уже начал планировать их замужество. Пятилетние дети — самая пора начать присматривать им приличные партии, имея в виду прежде всего новые перспективные связи для самого себя. Пусть впереди еще лет девять-десять до возможных браков, но мудрый человек готовит все заранее.
Их дядю в свои планы Михаэль пока не посвящал, полагая, что это его не касается, хотя сам Лео скорее всего с таким мнением не согласился бы. Он был очень привязан как к детям, так и к их матери. Смерть сестры потрясла и опустошила его Узнав о ее смерти, он меньше чем за неделю добрался из Рима до Парижа, а сразу после похорон на целый год покинул Францию. И потом ни разу не упоминал, где он был или как провел этот ужасный для него год.
Михаэль снова отхлебнул коньяку. Необходимость мириться с чрезмерной преданностью детям Эльвиры, которую питал Лео, представлялась не столь уж высокой платой за его неизменную дружбу. Его шурин был весьма полезным другом. Он знал всех при дворе, с изумительной точностью указывал, чьим влиянием лучше воспользоваться, чтобы быстрее добиться той или иной цели, обнаруживая дар прирожденного дипломата. Вдобавок к этим талантам он всегда был душой компании, остроумным собеседником; прекрасным игроком в карты, страстным охотником и самозабвенным наездником.
