Миранда с горечью упрекала себя за легковерие. Она вообразила, что дворянину может быть дело до простой бродяжки. В его глазах она и фартинга не стоила, бродячая комедиантка, акробатка. Он просто оплатил ее услуги. Все было так просто, и только дура вроде нее могла вообразить, что за этим стояло нечто большее.
Она по глупости позволила себе забыть о том, что их разделяло, позволила себе поддаться чувству. Она позволила себе полюбить его.
Миранда рассмеялась. Она смеялась над своими глупыми чувствами. Ну не безумием ли было влюбиться в дворянина, в придворного королевы Елизаветы!
Она с презрением оглядывала мужчин, собирающихся на улицах в ожидании, когда откроются бордели. Мужчины смотрели ей вслед, но ни один не посмел к ней пристать. Девушка в потрепанном оранжевом платье, громко смеющаяся и разговаривающая сама с собой, конечно же, была безумна.
Глупо… глупо… глупо… Но больше этому не бывать.
На постоялом дворе на улице Пилигримов ей удалось разузнать новости о своей труппе. Они останавливались здесь на обед, но, к изумлению Миранды, заплатили за еду не представлением для посетителей таверны, как это всегда было прежде. Вместо этого они расплатились серебром. Хозяин припомнил, что с ними были маленькая собачка и мальчик-калека, а также огромная и толстая женщина в ярких одеяниях. Но разумеется, хозяин не заметил, были они в хорошем расположении духа или казались подавленными. И они собирались отплыть из Фолкстона.
Миранда бросилась обратно и проделала весь путь в Лондон через мост. Откуда у них деньги? Единственным объяснением, приходившим ей на ум, было нечто столь ужасное, что у нее сердце останавливалось. Неужели они могли продать ее за тридцать сребреников по примеру Иуды? Нет, это было невозможно… Если, конечно, граф не солгал им, что Миранда сама пожелала, чтобы они уехали, покинули ее. Неужели он мог им сказать, что это она решила расстаться с ними? Что она теперь считает себя неровней им?
Неужели он мог совершить подобную подлость? Или он пригрозил им арестом за бродяжничество? Это он мог сделать с легким сердцем. Власть такого человека, как граф, была огромна, и разве могли бы слова жалкой горсточки бродячих актеров перевесить слово высокородного лорда? Он, вероятно, пригрозил им, а потом и подкупил. Пожалуй, даже мама Гертруда была не способна противостоять такому давлению, такой смене угроз и обещаний. Они были бессильны против него.
Миранда неслась на крыльях ярости по улицам Лондона, пока не достигла дома Харкортов. И оказалась там как раз тогда, когда ее величество королева Елизавета и ее свита высаживались из лодки у причала.
Миранда совсем забыла о том, что королева приглашена на обед в дом Харкорта. Гости уже собирались в холле, чтобы выразить ей почтение и преданность, а музыканты играли в столовой на галерее, когда Миранда проскользнула в боковую дверь. Она поднялась по черной лестнице и оказалась наверху в то время, когда Мод, одетая в радужное платье из плотного атласа, расшитое золотыми маргаритками, выходила из дверей спальни.
— Миранда! Где вы были? Я никому не сказана, что вы исчезли. Прибыла королева, и теперь мне придется занять ваше место за обедом… Я не смогла придумать ничего другого.
— Вы выглядите восхитительно.
В эту минуту Миранда ни за что на свете не могла бы встретиться с графом, и теперь, отбросив все свои мучительные сомнения, она оглядывала Мод. Мод была не похожа на себя прежнюю. Она казалась веселой, сияющей, излучающей радость; глаза ее сверкали.
— Конечно, вы должны занять мое место, — сказала Миранда. — Я не успею переодеться.
Мод тут же заметила необычную бледность Миранды и тени под глазами.
— Что происходит, Миранда? Вы нашли свою семью? Случилось что-то плохое?
Миранда покачала головой:
— Не знаю. Они отправились в Фолкстон. — Она склонила голову, прислушиваясь к голосам, доносившимся снизу. — Торопитесь. Вам надо поскорее спуститься вниз, чтобы поприветствовать королеву.
Мод колебалась. В течение последнего часа ее сжигала лихорадка неуверенности и нетерпения. Она не знала, хотела ли возвращения Миранды, готовой занять место за столом, или надеялась, что та не успеет вернуться вовремя. Но теперь все решилось — Миранда уже не успеет переодеться. И Мод с неожиданным для себя смятением поняла, что она на это и надеялась.
— Вы останетесь здесь? Никуда не уедете?
— Уеду, но не сегодня вечером… А теперь, Мод, поторопитесь.
Мод подобрала юбки и, не прибавив больше ни слова, пошла к лестнице. Пока еще не ушла в монастырь, она могла насладиться этим праздником жизни, этим трепетом восторга, внезапно охватившим ее. Каковы бы ни были причины, но Мод с нетерпением ждала новой встречи с герцогом Руасси. Конечно, для нее это было всего лишь игрой. Игрой, которая очень быстро закончится.
Она вошла в зал вовремя, ни минутой раньше. Королева, опираясь на руку лорда Харкорта, как раз появилась в зале. Мод низко присела в реверансе. Сердце ее стучало, как молот.
— Ах, леди Мод!
Королева остановилась, взирая на нее с благосклонной улыбкой, и протянула ей руку. Мод поцеловала длинные белые пальцы и поднялась — голова у нее кружилась. В первый раз в жизни она смотрела в глаза королеве. С минуту она была слишком взволнована, чтобы разглядеть лицо ее величества среди толпы окружавших ее лиц, но герцог Руасси выступил вперед и предложил ей руку.
— Миледи, могу ли я быть вашим спутником?
Мод снова присела в реверансе, но язык перестал ей подчиняться. Ей казалось, что он стал толстым и неповоротливым, будто его завязали узлом. Она положила руку на руку герцога, и они последовали за королевой и графом в обеденный зал сквозь ряды почтительно расступавшихся гостей.
Гарету удалось скрыть свое смятение, но мысли его путались, когда он стоял за стулом королевы, ожидая, пока ее величество сядет. До тех пор, пока Елизавета не расположилась на стуле с высокой спинкой и резными подлокотниками, все продолжали стоять. Потом послышался шелест шелка и бархата, и гости принялись усаживаться на длинных, вдоль всего стола, скамьях, а вокруг стола принялись сновать слуги, предлагая всевозможные блюда вниманию гостей. Фрейлины королевы, чьими обязанностями было пробовать пищу, предлагаемую ее величеству, брали по крошечному кусочку из каждого блюда, после чего опробованное блюдо подносилось Елизавете.
Гарет сделал знак дворецкому обносить гостей вином, и вскоре изящные хрустальные кубки наполнились прекрасным темным бургундским. Гарет изо всех сил старался сохранять спокойное выражение лица. Он кивал, улыбался, когда вино признавалось отменным. Но под маской невозмутимости бушевала буря.
Куда девалась Миранда? Его-то эта замена обмануть не могла — разве что на одну секунду, но, судя по всему, больше никто не заметил разницы, включая короля Генриха. И правда, внешне Мод ничем не отличалась от Миранды. Но были мелкие штрихи, едва заметные особенности поведения, хорошо знакомые Гарету.
