— В Лондоне, сэр, дамы не живут в карманах у своих мужей.
Он с серьезным видом поклонился.
— Мы в Мадриде живем в куда более косном обществе, леди Фолконер. Весьма старомодном, осмелюсь сказать, по лондонским меркам.
Аурелия подмигнула ему над веером.
— Вы что, не одобряете нашего свободного и непринужденного лондонского образа жизни, сэр?
— Ну что вы, мэм, — сказал он, прикрыв глаза. — Просто к нему нужно привыкнуть. Но вокруг столько очаровательных и любезных дам, что я уверен, на это потребуется совсем немного времени.
И еще раз Аурелия внезапно ощутила жутковатый холодок и подумала, что дон Антонио Васкес играет с ней. До сих пор она считала, что сама ведет партию, но теперь уже не была в этом так уверена. Она начала сомневаться, что контролирует ситуацию. Аурелия раскрыла веер, вывернув запястье к правому плечу, и лениво обмахнула лицо.
Гревилл оказался рядом с ней так быстро, что это было просто невозможно.
— Дорогая, мне кажется, я незнаком с вашим собеседником.
К удивлению Аурелии, ей почудилось, что муж говорит слегка невнятно. Она украдкой посмотрела на него и подумала, что, и глаза у него немного остекленели. Аурелия представила мужчин, легким тоном сказав:
— Похоже, дон Антонио наш сосед, Гревилл. Он поселился на Адамс-роу.
— Мне кажется, позавчера я видел вас на Гросвенор-сквер, — произнес испанец. — Вы сопровождали прелестную девочку и ее собаку.
Гревилл уставился на него над ободком своего бокала, помаргивая, словно сомневался, что видит все правильно.
— Что-то я вас там не заметил. — Он тряхнул головой. — Надеюсь, без обид?
— Ну конечно, — ответил дон Антонио. — Мое внимание привлекла собака. Не так часто встречаешь ирландского волкодава. — Его губы изогнулись в некоем подобии улыбки.
Гревилл расхохотался. Рука его дрогнула, шампанское выплеснулось на пол.
— Это точно, не часто.
Аурелия была потрясена. Она могла поклясться на могиле своих родителей, что полковник, сэр Гревилл Фолконер, в жизни не напивался, однако пьяного имитировал блестяще. Но зачем? Разумеется, он успешно отвлек от нее внимание испанца, так что теперь она снова обрела хладнокровие, которое едва не утратила.
Аурелия повернулась к дону Антонио, ослепительно улыбнувшись:
— Я очень надеюсь, что вы нанесете мне визит на Саут-Одли-стрит, дон Антонио. Мне просто не терпится выполнить свое обещание и показать вам достопримечательности нашего города. У меня есть собственное ландо, так что вам не придется думать о средстве передвижения — я буду, счастлива, взять вас с собой. — Таким образом, она сообщала Гревиллу ту самую информацию, которой он особенно интересовался.
Испанец поклонился.
— Буду вечным вашим должником, миледи, и предметом зависти окружающих.
Аурелия укоризненно похлопала его по руке веером. Глаза ее сверкали, губы расплылись в жеманной улыбке.
— Я протестую, сэр! Вы мне бесстыдно льстите! Он взял ее руку и поднес к губам, воскликнув:
— Протестовать должен я, миледи! Вы обязаны меня простить, потому что я говорю совершенно искренне.
— Так я жду вашего визита, дон Антонио. По утрам я обычно дома в одиннадцать.
Он снова поклонился, кивнул Гревиллу и, не озаботившись извинениями, отошел.
Гревилл произнес у нее над ухом так тихо, что никто не мог его расслышать:
— Уходи прямо сейчас.
Почему? Но она не стала его спрашивать, просто отошла от мужа и направилась через всю комнату к фортепьяно, где собрала своих поклонников хозяйка дома.
— А, леди Фолконер, присоединяйтесь к нам, — взмахнув рукой, пригласила ее донна Бернардина. — Скажите свое мнение о Лопе де Вега. Оказалось, что очень немногие англичане знают наших писателей, разве что Сервантеса.
— И хотя они говорят, что обожают эту книгу, мало кто может правильно произнести «дон Кихот», — заявил какой-то истощенный молодой человек со смешком, больше похожим на фырканье.
— Вы должны простить нам наше невежество, — холодно улыбнувшись, сказала Аурелия. — Должна признать, что англичане не особенно искушены в языках — вероятно, потому, что по-английски говорят буквально всюду, и в результате мы несколько обленились.
— Но вы, леди Фолконер, ведь вы разговариваете по-испански, правда?
Исполнив свой патриотический долг и защитив соотечественников с их достойным сожаления заносчивым отсутствием интереса к изучению иностранных языков, Аурелия была готова отступить.
— Не совсем так. Только по-французски и чуть-чуть по-итальянски.
Ей потребовалось еще какое-то время, чтобы вежливо выйти из разговора и попрощаться с хозяйкой. Из дальнего конца комнаты доносился голос Гревилла — тот говорил чуть громче, чем это считалось приличным, и хотя нельзя было сказать, что он произносит слова невнятно, однако чувствовалось, что он уже не очень владеет речью, а его высокая фигура слегка покачивалась, словно дерево на сильном ветру.
Аурелия могла бы расхохотаться над этим талантливым исполнением роли пьяного, да только понимала, что, вряд ли можно назвать смешным то, что за этим крылось.
Глава 19
Карета ждала ее у входа, там, где они из нее вышли. Джемми стоял около лошадей. Но тут Аурелия заметила, что на облучке сидит незнакомый кучер. Как правило, Джемми сам управлял каретой с помощью грума. Должно быть, Гревилл нанял нового человека, не сказав об этом ей. Не то чтобы он был обязан с ней советоваться, но… Джемми подбежал и открыл дверцу.
— Я и не знала, что у нас новый кучер, — сказала Аурелия, садясь в экипаж.
— Он появился только сегодня утром, мэм, — ответил Джемми неодобрительным тоном. — Сэр Гревилл сказал, что теперь вас должны возить двое, хотя я столько лет отлично справлялся сам.
Очевидно, это тоже часть той оградительной сети, которую Гревилл на нее накинул, подумала Аурелия, и устало улыбнулась юноше:
— Я уверена, что сэр Гревилл не подвергал сомнению твое мастерство, Джемми. Вероятно, он решил, что его жене необходимы два кучера. Мужья часто так думают. Это добавляет им значимости.
— Может, — с сомнением произнес Джемми. — Но этот новый парень не очень-то разговорчив, это уж точно. — Он закрыл дверцу, обошел карету и встал на заднюю подножку, схватившись за ремень. Кучер тронул лошадей, и карета быстро покатила по мостовой.
Аурелия с изумлением поняла, что невероятно устала, словно несколько часов подряд ходила по натянутой под куполом цирка проволоке. Она забилась в уголок кареты и закрыла глаза, гадая, зачем же Гревилл остался на суаре и для чего устроил тот спектакль.
Она уже почти спала, когда карета остановилась перед домом. Джемми опустил подножку и открыл дверцу кареты, заглянув в ее темное нутро.
