Тем временем Декатур быстро шагал вверх по извилистой снежной тропке к первому сторожевому посту. К тому времени как он добрался до вершины, звезды померкли, однако кольцо сторожевых огней над долиной пылало по-прежнему ярко. Костры будут гореть непрерывно, чтобы часовые не замерзли и обеспечили надежную охрану на протяжении всех двадцати четырех часов в сутки.
— Доброе утро, Руфус. — Высокий худой юноша лет двадцати отвернулся на миг от костра, над которым старался согреть руки. — Хочешь кофе?
— С удовольствием, Уилл. — Руфус благодарно кивнул кузену. Он был очень привязан к своему молодому родственнику, ведь это его отец стал опорой рано осиротевшему сыну опального графа. Уилл был единственным потомком родного дяди Руфуса, который решился разделить с лишенным наследства мальчиком все тяготы бездомной жизни отверженного, несправедливо осужденного человека вне закона. Он скитался с Руфусом в горной глуши — вместо того чтобы сидеть у камина и вкушать заслуженный отдых, как и полагалось человеку его преклонных лет. — Спокойная выдалась ночь?
— Да. Только разведчики Коннора доложили о каком-то движении на севере. Мы решили, что это войска Левена.
Часовой, вооруженный пикой и мушкетом, подал Руфусу кружку с горячим ароматным напитком.
— Что ж, отправим туда новых разведчиков. Если Фэрфаксу с Левеном удастся добраться до парламентских войск, для короля наступят тяжелые времена. И прости-прощай его хваленое преимущество в северных районах. — Все это говорилось довольно равнодушно и как бы между прочим, однако Уилла не обманывал внешне спокойный тон Руфуса. Он отлично знал, как много поставил на карту Декатур, когда делал выбор.
— Полагаешь, мы могли бы пощипать Левена? — Уилл осторожно подул на дышавшую паром кружку, прежде чем пригубил свой кофе. — К примеру, несколько налетов на отбившиеся от основных сил отряды?
— Ага, именно это я и имел в виду. — Внезапно Руфус весело рассмеялся. — Окажем королевской команде небольшую дружескую поддержку. Это будет сюрпризом для милордов Ньюкасла и Белласиса.
Уилл улыбнулся в ответ, видя, как Руфус преодолел мрачное настроение и принялся с увлечением составлять план небольшой операции — совсем как в прежние времена, когда замышлял свои самые отчаянные и невероятные вылазки.
— Кажется, Грэнвилл тоже за короля, — заметил Уилл после минутного молчания.
Руфус ответил не сразу — он в задумчивости смотрел на дальние вершины на востоке, все еще окутанные снеговыми тучами.
— Поживем — увидим. У меня такое чувство, что он еще не решил окончательно. И если все-таки Грэнвилл выступит за парламент — тем лучше для нас. Наконец-то мы сможем по-настоящему прищемить ему хвост.
— Но я слышал, что он собирает ополчение под королевское знамя. — Уилл не скрывал недоумения.
— Увидим, — повторил Руфус. Он и сам не понимал, откуда взялась его уверенность в том, что Като изменил вассальной присяге, но ощущение было такое, будто он принимал это решение сам. Недаром всю свою жизнь Руфус посвятил слежке за этим человеком и не упускал ни единой мелочи, постоянно стараясь предугадать его следующий шаг, пока не достиг того состояния, что временами как бы проникал в мысли своего злейшего врага.
— Возьму-ка я несколько человек да проедусь до Селкирка, — решил Декатур, возвращая кружку часовому. — Посмотрим, где лучше всего устроить засаду на Эдинбургском тракте.
— Поосторожнее там.
— Ага. — Руфус уже спускался по тропинке обратно в деревню.
, Пронзительный визг со стороны маленького садика на краю деревни заставил Декатура замедлить шаги. С лица исчезло выражение угрюмой решительности. Руфус свернул с тропинки и вошел в узкую деревянную калитку. Зимой этот садик, снабжавший зеленью их кухню, был совершенно голым и пустым, однако над рассыпанным у крыльца зерном шумно хлвпотали тощие цыплята. Причиной переполоха наверняка являлись две неуклюжие фигурки, закутанные с головы до пят и барахтавшиеся сейчас в снегу.
Руфус в два шага оказался рядом. Слава Богу, накануне вечером мальчишки повалились спать прямо в одежде. Потому что нынче утром их предоставили самим себе, а значит, они запросто могли вываляться в снегу прямо в ночных рубашках. Вот и теперь у младшего брата, которого звали Люком, башмаки были надеты не на ту ногу — не говоря уже о том, что пальцы почему-то перепутались и не желали помещаться в перчатках.
Руфус растащил мальчишек в стороны. Красные от злости, братцы набычились и гневно уставились друг на друга, сверкая ярко-синими глазищами.
— Сегодня моя очередь собирать яйца!
— Нет, не твоя, а моя!
Руфус следил за их перепалкой с изрядной долей лукавства. Братья-погодки составляли презабавную парочку, в равной степени унаследовав пресловутый норов графов Ротбери. И хотя это означало, что их отцу не видать в жизни покоя, он обычно не одергивал сыновей — слишком часто в их безумных выходках он узнавал самого себя.
— Ни дать ни взять пара нищих оборванцев! Разве можно валяться в снегу в такой холод?
— Но ведь я старше, и была моя очередь собирать яйца! — верещал юный Тобиас.
— Ты уже вчера был старше! Вечно ты говоришь, что старше! — Его младший брат готов был разреветься от такой несправедливости.
— Потому что так оно и есть! — злорадно выпалил Тобиас.
— Это нечестно! — завывал Люк. — Нече-е-стно!!!
— Да, так часто случается, — подтвердил Руфус. — И как это ни грустно, тут уж ничего не попишешь. А кто вчера собирал яйца?
— Тоби собирал! — Люк провел по пуговичному носу ладошкой. — Он всегда собирает яйца, потому что старше меня!
— И я лучше тебя собираю яйца, потому что я старше! — с неподражаемым апломбом заявил Тоби.
— Но как же Люку удастся сделать это хорошо, если ему не давать учиться? — напомнил Руфус, невольно поежившись под порывом ледяного ветра. — А теперь с яйцами придется подождать, пора завтракать.
И не обращая внимания на отчаянные протесты, он за шиворот поволок мальчишек в сторону низкого каменного барака, в котором устроил столовую для своих людей.
Мать этих малышей скончалась почти сразу после того, как на свет появился Люк. В течение пяти лет Элинор была единственной женщиной, с которой Руфус делил постель.
Правда, они не были женаты, но их взаимоотношения явно переросли форму обычной сделки, которая существовала у Руфуса с Мегги и прочими обитательницами заведения мадам-Белдзм. Смерть Элинор глубоко опечалила Руфуса, и вопреки всем соображениям благоразумия он взял к себе обоих малышей, как только Люк вырос из пеленок. Вряд ли военный лагерь можно считать подходящим местом для содержания маленьких детей, однако Декатур твердо решил выполнить все, в чем поклялся их матери: дать сыновьям свое имя и самому позаботиться об их воспитании.
Между прочим, будущее этой парочки станет более определенным, если их отец преуспеет в затеянной нынче игре и получит обратно свои поместья из рук благодарного монарха. Мрачно усмехаясь циничным мыслям, Руфус впихнул мальчишек в пахучее тепло людной столовой.
