— Он успокоится на двенадцать часов, — произнес Энтони, а потом обратился к трем своим помощникам: — Положите его в телегу и отвезите в Ярмут. «Морская чайка» с другим пассажиром на борту ждет дневного прилива. Передайте это капитану. — Он сунул руку в карман и достал оттуда кожаный мешочек с деньгами.
Оливия взгляда не могла оторвать от неподвижного тела Брайана. Теперь даже трудно было представить, что он внушал ей такой ужас. Очень уж он старый, желтый и безжизненный.
Над горизонтом взошло солнце, и Энтони повернулся к Оливии:
— Тебя наверняка будут искать.
Оливия с трудом отвела взгляд от Брайана.
— Я придумаю объяснение, — рассеянно пробормотала она, поскольку это теперь не имело значения. Ведь через несколько часов Энтони покинет остров.
— Тогда я отправляюсь в Ярмут, чтобы позаботиться о стариках Джарроу, — сказал Адам. — Найду рыбацкую лодку в Вентноре, пусть отвезет меня туда.
— Как ты собираешься проникнуть в замок?
— Корзины с крабами, — лаконично ответил Адам. — Кухарка обожает крабов. Она мне все расскажет. Очень словоохотливая женщина. — Судя по тону, Адам не одобрял такой полезный недостаток Мэри.
— Посмотри, кто там в карауле. Пит…
— Эй, яйца курицу не учат! — перебил его Адам. — Не волнуйся, я вызволю их оттуда. Энтони рассмеялся:
— Нисколько не волнуюсь, старина, нисколько! Главное, чтобы к обеду ты был на «Танцующем ветре». Объясни команде, что план немного изменился. Я без короля на судно не вернусь. Во время отлива надо вывести фрегат из ущелья и отвести в пролив. В девять вечера Джетро должен направиться к бухте Пакастер. В десять он будет на месте. Сэм пусть заранее приведет шлюпку к берегу бухты и ждет нас там.
Адам кивнул и поспешил назад в Вентнор.
Оливия со всевозрастающим страхом слушала эти разговоры.
— Энтони, неужели ты все еще собираешься вызволить короля? — воскликнула она. — Теперь, когда они знают! — Она смотрела на него как на сумасшедшего.
— Я должен сдержать обещание, мой цветок. — Он взял ее за руку и направился к лугу, где они оставили лошадь Гоуэна.
— Не будь смешным! Кто бы ни была та женщина, теперь она наверняка настаивать не станет. Если она в здравом уме.
— Это мое дело, Оливия, — не раздумывая, ответил он. — Мои обязательства — это моя забота.
Она вырвала у него свою руку и остановилась как вкопанная.
— Что ты сказал? — В ее глазах застыла растерянность. Неужели после того, как они признались друг другу в любви, он так грубо отвергает ее заботу?
Он прочитал смятение и гнев в ее глазах и попытался исправить положение:
— Я хозяин судна, Оливия. Люди полагаются на меня. Я один принимаю все решения и несу ответственность за последствия. Я привык так поступать, и, поверь, эта наука далась мне нелегко.
— Значит, ты никогда не прислушиваешься к советам? — недоверчиво спросила она. — Ты никогда не меняешь своих решений?
— Конечно, прислушиваюсь, — немного нетерпеливо отозвался он. — Но окончательное решение всегда остается за мной.
Отец сказал бы то же самое, подумала Оливия. Она задумчиво нахмурилась:
— Эта наука далась тебе нелегко… Когда ты был ребенком? От твоих родителей?
— Можно сказать и так. — Оливия потеряла терпение.
— Будь ты проклят, Энтони! — крикнула она. — Разве не пора тебе объясниться? Разве ты мне ничем не обязан?
Взгляд Энтони был направлен в сторону моря, но пират почти не видел окружающего ландшафта. Как объяснить, что значит не иметь корней, быть везде чужим? Как объяснить это Оливии, чье место в мире так прочно? Поймет ли она?
— Мои родители погибли в ночь моего рождения. Заботу обо мне взяли на себя Эллен и Адам, — сообщил он.
— Именно Эллен хочет, чтобы ты устроил побег королю?
— Это женщина твердых убеждений, — ответил Энтони. — И поскольку я перед ней в неоплатном долгу, то сделаю все, о чем она просит.
— Как погибли твои родители?
— Их убили.
— В Богемии?
— Да… Ты удовлетворена, Оливия? Я больше не хочу это обсуждать.
Она с ужасом представила себе ту ночь. Ночь насильственной смерти и рождения новой жизни. Столько крови, подумала она. Там, очевидно, было столько крови!
— Но… а как же родители твоего отца, другая семья?
— У меня нет другой семьи, — решительно заявил он. — Эллен и Адам — мои друзья и моя семья. И другой мне не нужно. Она уловила горечь в его голосе.
— Я не верю, что Эллен настаивала бы, знай она, какой опасности ты теперь подвергаешься, — сказала Оливия. Глаза его красноречиво сверкнули, видимо, ее слова попали в цель.
Он вновь решительно двинулся вперед:
— Будь что будет. Я держу свое слово. И не хочу останавливаться на полпути.
— Это авантюра! — Теперь ей приходилось почти бежать, чтобы успевать за ним.
— Нет. Опасно — возможно, не спорю. Но, как тебе известно, самые опасные предприятия одновременно и самые интересные. И, — добавил он, — чаще всего они кончаются успехом. — Энтони повернул к лугу, где среди коров, мирно пасся гнедой. — Мне нужно внести кое-какие изменения в первоначальный план, — признался он. — В свете изменившихся обстоятельств.
Он наконец поймал коня и подвел его к Оливии.
— Они устроят засаду.
— Что ж, я приму меры предосторожности. Им точно не известно, когда я начну действовать. Более того, они не знают, как именно я собираюсь осуществить свой план… А теперь давай садись. — Он подхватил ее на руки и посадил на лошадь.
— Пожалуйста, отступись, — попросила Оливия, когда он устроился позади нее. — Я так боюсь за тебя!
— Лучше бы ты верила в меня, — пошутил он и ухватился за конскую гриву. — Я собирался предпринять отвлекающий маневр у стены, но теперь намерен устроить такое представление, которое отвлечет всех солдат и офицеров замка на те несколько минут, что понадобятся королю.
Он тихо рассмеялся. Что ж, раз Энтони убежден, что ему такое по плечу, значит, он не остановится. И победит. Она, Оливия, должна в это верить.
— А когда ты освободишь короля и доставишь его в целости и сохранности во Францию, т-ты вернешься? — глухо спросила она.
— Я прихожу и ухожу, — уклончиво ответил он. — Но здесь стоянка моего судна. Здесь мои друзья и семьи моей команды.
— Но если короля тут не будет, мой отец уедет, — проговорила она, глядя прямо перед собой.
Гнедой мчался по вершине утеса во весь опор. Далеко внизу сверкало в лучах утреннего солнца море, а побережье Дорсета виднелось так ясно, что казалось, протяни только руку — и коснешься его.
