– Луиза, девочка моя, я не выношу воды и, как ты знаешь, не езжу верхом! – возопила Бернардина, которая, как подобает дуэнье, была обязана сопровождать свою воспитанницу в.любой поездке.
– Тебе совершенно ни к чему этим заниматься, – провозгласила Луиза. – У меня будут лодочник и конюх. И кроме того, ты сама вечно твердишь, что мне нужно больше бывать на свежем воздухе.
Она снова окинула вызывающим взглядом своего опекуна.
– У английских дам не бывает дуэний. Зато есть лодочники и конюхи. Я точно это знаю. И желаю того же самого.
– И откуда ты это знаешь? – осведомился Лайонел, теперь уже скорее довольный, чем раздосадованный.
– Слушаю разговоры слуг, – бессовестно призналась она. – Расспрашиваю. Я хочу больше знать об этой стране и ее людях.
– Ай! – ужаснулась дуэнья. – Тебе не следует водиться со слугами, тем более английскими! Говорила же твоей матери, что лучше взять с собой испанцев!
– Для них не нашлось места на кораблях, – резонно указала Луиза. – И если английские слуги достаточно хороши для англичан, почему нам они не годятся?
Лайонел задумчиво погладил подбородок. Позволить девушке такие вольности – значит пойти против желаний ее матери. Хотя донья Мария, потрясенная смертью супруга и ошеломленная отказом дочери выйти замуж за престарелого поклонника, с радостью схватилась за его великодушное предложение взять Луизу с собой в Англию. Вряд ли она станет оспаривать его решения, принятые во благо воспитанницы.
Да и какой вред от того, что девушка будет пользоваться такими же крохами свободы, что и другие молодые англичанки благородного происхождения? По возвращении в Испанию Луиза выйдет замуж за какого-нибудь гранда и станет вести обычную жизнь аристократки, время от времени послушно одаривая мужа очередным ребенком. Но такие невинные развлечения не повредят ее репутации, да и вряд ли об этом станет известно на ее родине. Кроме того, он одобрял ее интерес к незнакомой стране. Это доказывало живость ее ума.
– Я отдам все необходимые распоряжения, – пообещал он. – А теперь прошу извинить – я должен переодеться перед возвращением в Уайтхолл.
Он поклонился дуэнье, коснулся подбородка Луизы и оставил женщин, уже занятый мыслями о грядущем вечере. Стоило поставить ногу на ступеньку, как домашние неприятности были забыты.
Луиза с довольным видом уселась на место, взяла пяльцы и принялась за вышивку. Конечно, это не полная победа, но все же чего-то она добилась, С лошадью и лодкой она сможет объездить все окрестности, тем более что и лодочник, и конюх будут подчиняться ее приказам: недаром ей всегда без особых трудностей удавалось убедить слуг следовать ее советам и делать все, что пожелает госпожа.
И может быть… не обязательно, но, может быть, она снова, подплывет к Уайтхоллу или прогуляется по дорожкам и паркам дворца, где при удаче наткнется на Робина из Бокера.
Легкая улыбка чуть подняла уголки губ, когда девушка протянула руку, чтобы подвинуть поближе свечу.
– Думаешь, у Стюарта есть любовница? – удивился Робин, недоверчиво покачивая головой. – Ты, должно быть, ошибаешься, Пиппа. Во дворце все сразу становится известным. До меня наверняка дошли бы слухи. Такие дела невозможно держать в тайне.
. – Но я не в силах придумать другое объяснение, – пожаловалась Пиппа, оглядевшись, дабы убедиться, что их не подслушивают. Однако в длинной галерее, где они прогуливались, не было ни одного придворного. И вообще никого, кроме герольда в ливрее герцога Норфолкского, очевидно, спешившего передать какое-то поручение. Он, мельком взглянув на них, пробежал к ступенькам, спускавшимся до самой воды.
Пиппа прислонилась к одной из высоких колонн, рассеянно перебирая ленты на рукаве.
– Может, это не придворная дама? А вдруг он встретил еще кого-то? Птичку, которую держит в уютном любовном гнездышке?
– Пиппа, у тебя нет никаких доказательств, так что твои подозрения беспочвенны, – возразил Робин.
– Говорю же, он не желает иметь со мной ничего общего, – яростно пробормотала Пиппа. – Я пыталась поцеловать его, а он отскочил как обожженный! Он не приходит ко мне в постель… если не считать…
Она осеклась, поняв, что не способна говорить о подои пых вещах со сводным братом. Открыть ему правду об извращенных предпочтениях Стюарта выше ее сил.
Робин неловко переминался с ноги на ногу, кашлял и вообще, судя по его виду, стремился как можно скорее закончить этот неприятный разговор. Но Пиппа была так расстроена и обозлена, так одинока! К кому ей обратиться, как не к брату, тем более что рядом нет Пен! Он просто обязан выслушать ее, поддержать и помочь.
– Ты часто виделся с ним, пока я была в Тауэре? – допытывалась Пиппа, завязывая узлы на розовой шелковой ленте. – Что он делал, пока я была в тюрьме?
– То же самое, что и все мы: следил за каждым своим шагом и берег голову, – сообщил Робин. – Тогда никто не чувствовал себя в безопасности. Королева на каждом шагу подозревала предательство и измену, впрочем, не без оснований.
– Значит, Стюарта не видели в компании какой-то одной женщины?
– Насколько я знаю, нет.
– Но он хотя бы тревожился обо мне?
Пиппа уронила ленту и прислонилась головой к колонне.
– Как и все мы. Твоя мать, мой отец, я… конечно, он волновался. Часто приезжал в дом в Холборне, чтобы поговорить с моим отцом и леди Джиневрой насчет того, как поскорее освободить тебя.
– А что, если он рассердился на меня за то, что я предпочла сопровождать леди Елизавету? – размышляла Пиппа вслух. – Мне казалось, что это не так, но, может, Стюарт все-таки затаил обиду?
– Думаю, ты преувеличиваешь, Пиппа, – резко оборвал Робин. – Стюарт не настолько чувствителен. И уж конечно, не стал бы мстить тебе за верность Елизавете. Для этого он слишком добродушен. Слишком уверен в себе, в своей популярности, воинском искусстве и талантах придворного. Вряд ли он настолько мелочен, чтобы держать камень за пазухой.
Пиппа немного помолчала. Робин сказал истинную правду, лишний раз подтвердившую все,, что она I знала о муже или по крайней мере считала, будто знает. Он действительно не мелочен.
– А по-моему, он влюблен, – прошептала она наконец. – безумная страсть, которой невозможно противиться.
– А вот теперь ты несешь романтическую чушь, – объявил Робин, – что ни в малейшей степени тебе не свойственно, дорогая сестрица.
– Но должна же быть какая-то причина! – отрезала она. – Он изменился. Почему, интересно, лижет испанцам руки подобно комнатной собачке?
– Не пойму, какое отношение это имеет к страстной любви? – парировал Робин так же резко.
– Да он просто не может думать ни о чем ином, поэтому собственное поведение ему безразлично.
Робин поднес ко рту сложенные домиком пальцы. Тут Пиппа права: последнее время Стюарт ведет себя самым странным образом.
