– Нет, – покачала она головой, – нет, спасибо. Мне что-то не очень хочется вина.
– Это хмельной мед. Думаю, он вас подкрепит, – настаивал Лайонел.
Пиппа поднесла флягу к губам и сделала глоток. Он прав. В то время как от вина появлялся металлический вкус, буквально переворачивавший желудок, этот напиток был чистым медом, успокаивая внутренности и разнося тепло до самых кончиков пальцев.
– Мне и в голову не пришло попробовать мед, – призналась она, возвращая флягу.
– У меня есть некоторый опыт обращения с беременными, – пояснил он, закупоривая флягу.
Пиппа, потрясенная небрежными словами, тупо уставилась на него.
– Ваша жена… у вас есть дети?
– Нет, – холодно бросил он не допускавшим дальнейших расспросов тоном.
Однако Пиппа не сдержалась.
– Нет? И что это означает? Что у вас нет жены? Или детей?
– Ни того ни другого.
– И все же имеется опыт обращения с беременными.
– Именно это я сказал.
«Какого черта она меня допрашивает?» – злился про себя Лайонел, взбешенный собственным промахом. Он никогда и никому не говорил о себе. Никогда не позволял себе расслабиться, забыться, довериться кому-то.
Пиппа размяла последний кусочек хлеба, явно смирившись с тем, что зашла слишком далеко. Ей не нравилось холодное безразличие его тона, совсем не сочетавшееся с привычной сладостной улыбкой и участливым взглядом.
– И все же, – пожала она плечами, – я сама недавно узнала о своей беременности. Вряд ли это может служить темой разговора между незнакомыми людьми.
– Разве мы чужие люди, леди Пиппа? – тихо рассмеялся он, снова становясь самим собой. – Я так не считаю.
– Я тоже, – откровенно призналась она, – хотя не понимаю почему. Мистер Аштон, я замужняя женщина и, как вы верно предположили, ношу дитя от своего мужа.
– Совершенно верно, – пробормотал он, вытягивая длинные ноги. – И это должно стать причиной отчуждения между нами?
Пиппа взглянула на него.
– А вы так не думаете?
Лайонел покачал головой:
– Нет, мадам, не думаю. Полагаю, можно быть друзьями, и не нарушая приличий.
– Да, – медленно протянула она. – Но я не выбираю друзей среди испанцев и преданных им англичан.
– Вот как. – Лайонел серьезно кивнул. – А вы, разумеется, преданы леди Елизавете.
– Это не секрет.
– Разумеется, – кивнул он, вставая. – Но все же не вижу, чем это может помешать нашей дружбе, дорогая моя леди.
Он взял ее за руку и поднял. Пиппа снова ощутила, что некий могучий прилив подхватил ее и понес. Его руки оказались сильными и теплыми. Мед согревал желудок, придавая энергию.
– Вероятно, вы правы, – кивнула она, решительно отнимая руки. – Спасибо вам за доброту, мистер Аштон, но сейчас прошу меня извинить.
Она отвернулась и упорхнула – лимонно-желтая бабочка среди зеленых деревьев.
Лайонел еще несколько минут побыл в роще. Значит, семя Филиппа проросло в чреве этой молодой, плодовитой, здоровой женщины. Есть все причины ожидать благоприятного течения беременности и рождения крепкого младенца.
Младенца, на которого Испания не сможет предъявить права.
Если от союза Испании и Англии не появится на свет наследник, значит, после смерти Марии патрон взойдет Елизавета и черная пасть ада, называемого инквизицией, не поглотит сердце и душу страны, как уже пожрала Нидерланды и все страны, корчившиеся под железной пятой Испании.
Лайонел поднял голову и невидящими глазами воззрился на зеленый полог над головой. Он все еще ощущал его, этот запах горящего сырого дерева, из которого был сложен ее костер. Запах, который всегда будет стоять в его ноздрях. А в ушах отдаваться неприязненное, но испуганное молчание толпы, внимающей благочестивым причитаниям священников и отрывистым приказам солдат.
Только один-единственный пронзительный вопль сорвался с ее губ, и все… Пламя с агонизирующей нерешительностью поглотило изломанное тело.
А он был вынужден стоять и наблюдать, беспомощный, бессильный свидетель происходящего ужаса, клянущийся отомстить, снедаемый столь же жгучей ненавистью, как тот огонь, что взял жизнь у Маргарет.
Если Филипп сумеет укрепить свое положение, здесь тоже скоро загорятся костры. Но Мария – женщина хрупкая, ослабленная годами небрежения и отчаянной борьбой за выживание. Ей уже почти сорок. Долго она не протянет. Страдания Англии будут коротки, если Мария не оставит после себя ребенка, которого Филипп сможет провозгласить следующим королем.
Лайонел с похожим на маску лицом продолжал смотреть наверх. Но мысли уже быстро мчались по привычному кругу.
В одиночку просто невозможно бороться с мощью Священной Римской империи и ее гнусных союзников, но есть и другие, те, которые разделяют его ненависть, всеобъемлющую жажду мщения. И вместе они сумеют убрать с пути Филиппа, выгнать из страны, разрушить грандиозные планы его отца, оставить алчные аппетиты неудовлетворенными.
Но все это при условии, что брак останется бездетным.
Даже если Мария понесет, всем ясно, что до срока она не доходит. А если и доходит, во дворце найдутся люди, знающие, что предпринять. А его дело – заниматься другой линией королевского заговора: леди Нилсон с младенцем, растущим в ее чреве. А разве есть лучший способ расстроить план, чем самому участвовать в его выполнении?
Последняя мысль вызвала презрительно-горькую улыбку на его губах. Он уже все продумал. Сейчас главное – войти в доверие к Пиппе, и, кажется, ему это уже почти удалось.
Спокойствие одной женщины – ничтожная цена за много тысяч спасенных жизней и за осуществление давно лелеемой мести.
Так он твердил себе, покидая рощу и направляясь туда, где раздавались музыка и веселые голоса.
– Скажи, Марта, как ты считаешь, твоя госпожа здорова?
Камеристка повернулась на звук голоса лорда Нилсона.
– О, сэр, вы меня напугали! Я и не слышала, как вы вошли.
– Ты была занята, – заметил Стюарт с очаровательной улыбкой. – Весь день проводишь в заботах о моей жене.
Марта, благодарно кивнув, расправила складки бархатного платья, которое собиралась повесить в гардероб.
– Делаю, что могу, милорд.
– И это чистая правда.
Он плотно закрыл дверь и с обманчиво небрежным видом прислонился к косяку. Не хватало еще, чтобы Пиппа неожиданно вернулась и застала его за разговором с Мартой!
– Итак, Марта, ты ничего особенного не заметила? И моя жена в добром здравии?
Марта поколебалась. Госпожа не удостаивала ее своим доверием, что в равной степени злило и смущало камеристку. Неужели леди Пиппа воображает, что женщина, денно и нощно ухаживающая за ней, не заметит отсутствие месячных, бледность кожи, приступы тошноты по утрам? Может, просто сама не распознала признаков? Да нет, вряд ли. Леди Пиппу нельзя назвать наивной девчонкой.
