– Как это мы упустили их, Гомес? И что мы упустили? Мы ничего не подозревали, – почти умоляющим тоном бормотал он, вскидывая руки в жесте недоумения и отчаяния. – Мои шпионы все проверили и ничего не обнаружили. Аштон – друг Мендосы, его рекомендации безупречны. Он любит Испанию, он благочестивый католик, и его заветное желание – видеть, как Англия обращается к прежней религии.
– Это он так говорил, – подчеркнул Гомес. – Не знаю каким именно образом ему удалось провести нас, Ренар, но король не скоро это забудет.
– Невозможно, чтобы мы ошиблись! Он скорее всего погнался за женщиной, чтобы вернуть ее обратно.
Гомес с нескрываемой жалостью посмотрел на него. Этот надменный, безжалостный дипломат перед лицом немыслимого превратился в жалкую тень своего прежнего «я».
– Вы знаете, что это не так, Ренар. Мы не знаем, кто он на самом деле, но можете быть уверены: Аштон – не друг Филиппа и Испании.
Ренар медленно кивнул, пряча глаза. Служивший всю жизнь императору Священной Римской империи, его семье И религии, он совершил ужасную ошибку, которая уничтожит карьеру, затмит многочисленные успехи и навсегда поставит на нем клеймо неудачника.
Лайонел нещадно подгонял коня, Робин не отставал, и к полудню бока животных потемнели от пота, а воздух со свистом вырывался из натруженных легких. Первые четыре часа Пиппа вынесла легко, но на подушке было ехать тяжелее, чем в седле, и она никак не могла приспособиться к аллюру коня.
Но она не жаловалась. Только припала к спине Лайонела, стараясь думать лишь об одном подарке судьбы: несмотря на тряску, ее не тошнило.
Лайонел мрачно молчал, ощущая вес ее бессильного тела и понимая, как, должно быть, измучена несчастная. Но ей придется терпеть, пока они не будут вынуждены остановиться, чтобы сменить коней.
Робин находился рядом с Лайонелом, если не считать тех моментов, когда дорога резко сужалась. Тогда он сохранял дистанцию в несколько футов. Бледная как полотно Луиза была потрясена тем, что веселое приключение неожиданно превратилось в смертельно опасное предприятие. Кроме того, она боялась, что, когда усталость окончательно возьмет верх, она отпустит Робина и свалится на землю.
Дул холодный ветер, небо затянули тучи. Кругом раскинулись поля, коричневые от жнивья. На соснах сидели вороны, из кустов вспархивали фазаны, вспугнутые топотом копыт. Беглецы держались окольных дорог, где почти не было людей.
В полдень Пиппа что-то крикнула, но ветер унес слова. Лайонел повернул голову.
– Мне нужно остановиться на несколько минут, – повторила она.
– Что? Я не слышу, – нетерпеливо бросил он, продолжая подгонять коня.
Пиппа подалась вбок и крикнула прямо ему в ухо:
– Остановись! Мне нужно сойти на несколько минут.
– Я знаю, ты устала, – ответил он, – но мы не можем медлить. Продержись еще час, и мы сменим лошадей.
– Ради Бога, я не выдержу столько, – едва не заплакала она. – Дело не в усталости! Просто я сейчас обмочусь! Это все беременность… ну еще и тряска.
Ничего не попишешь, придется сделать остановку.
Лайонел выругался себе под нос, но свернул в небольшую рощицу неподалеку от дорожной колеи. Потом спрыгнул и снял Пиппу. Стоило ее ногам коснуться земли, как колени подогнулись.
– Не думала, что настолько слаба, – презрительно пробормотала она, повисая на его руке.
– Только давай поскорее. МЫ с Робином пока напоим лошадей вон у того ручья.
Луиза, спотыкаясь, пошла за Пиппой в гущу деревьев.
– Жаль, что у нас нет своих лошадей, – окликнула она из-за выбранного ею куста.
– Ничего, найдем, – пообещала Пиппа, выходя из укрытия. – Лично я не собираюсь сидеть на подушке дольше, чем это необходимо.
Она говорила так уверенно, что Луиза нисколько не усомнилась в ее способности выполнить обещание.
Лайонел нервно расхаживал по берегу ручья и, завидев женщин, нетерпеливо спросил:
– Готовы?
– Да, – кивнула Пиппа, немного обескураженная резким тоном. Она потрясла затекшими руками. – Как скоро мы сможем сменить лошадей?
Лайонел устало прижал кончики пальцев к сомкнутым векам. Вопрос был достаточно разумным, но почему-то раздосадовал его, будто она оспаривала принимаемые им решения.
– Я сам пока не знаю, – отрезал он.
– Сомневаюсь, что они протянут долго с двойным грузом, – не унималась Пиппа, раздраженная его пренебрежительным обращением.
Лайонел глубоко вздохнул.
– Доберемся до следующего селения. Вряд ли там есть кабачок, зато будет ферма или хижина, где нам продадут еду. Потом мы пойдем по полям в поисках коней. Если нам это удастся, к ночи доберемся хотя бы до Уитчерча. Если очень повезет, к завтрашнему дню они доставят нас в Саутгемптон, где ждет Малколм. А теперь я усажу тебя в седло.
Он бесцеремонно поднял ее на подушку, и Пиппа мудро придержала язык.
Лайонел пожалел о своем поведении, как только они вновь выехали на дорогу. Ему все труднее было сохранять спокойствие перед лицом растущей тревоги. Он твердил себе, что их еще не хватились, но в глубине души чувствовал, что их побег успели обнаружить и масса людей сейчас рыщет по стране, разнюхивая след беглецов.
Одно он знал твердо и наверняка: ему придется покончить со своими спутниками, а потом вонзить кинжал себе в сердце, прежде чем люди Филиппа их схватят.
Глава 24
Они проскакали еще пять миль до крохотной деревушки Бидон-Хилл. За ней на пересечении едва видных троп стоял убогий кабачок. Лайонел спешился, кивком дал знать Робину, чтобы оставался в седле, и нырнул под низкую притолоку.
– Кто есть дома? – окликнул он, вглядываясь в полумрак захламленного помещения.
– А кто нужен? – Сидевший у очага старик поднялся и, шаркая, побрел к посетителю. – Никого, кроме клиентов, да и те бывают редко. В толк не возьму, что нынче деется! – пробурчал он, вглядываясь в Лайонела из-под нависающего над глазами древнего шерстяного берета.
– Эй, человече, у тебя, что, свечи нет? Здесь темно, как в колодце! – нетерпеливо воскликнул Лайонел.
– Чего ради жечь собственные денежки? У меня лишних нет. Кто ты и чего хочешь?
– Кто я, тебя не касается. А нужны мне еда и эль для четырех путников. Тебе хорошо заплатят.
Он многозначительно позвенел кошелем.
– Четверо?
Старик, не снимая берета, поскреб лысую макушку. Красноватые маленькие глазки жадно блеснули в темноте.
– Именно, – подтвердил Лайонел, пристально рассматривая его. – Что это значит: «никого, кроме клиентов»?
Старик пожал плечами и скользнул взглядом куда-то вбок.
– Ничего, – бросил он, нагибаясь и сплевывая в опилки, устилавшие пол. – Только вот проезжающих здесь не бывает, одни только местные, заходят время от времени промочить горло капелькой октябрьского эля да проглотить чашу пунша, когда мне в голову придет его сварить. Так что, вы сказали, вам требуется?
