— На то же, на что вы играли с другими, мадам, — неожиданно грубо ответил англичанин. — С теми, кому посчастливилось завоевать ваше расположение.
"Значит, он знает о Легране, великом князе Сергее и сеньоре Себастиани. Какие сплетники эти мужчины! — презрительно подумала Женевьева. — Интересно, они сказали ему правду или прихвастнули несуществующими победами? Наверное, второе». Ни один мужчина добровольно не признается, что проиграл даме в пике и, следовательно, лишился возможности овладеть нежным, чувственным телом, которое было обещано в случае выигрыша. А ведь Женевьева очень рассчитывала на то, что поражения ее партнеров известны только им и ей.
Доминик о них, разумеется, тоже ничего не знал; он не догадывался, по краю какой жуткой пропасти она ходит, чтобы собрать нужную информацию, он даже не считал эту пропасть опасной, поскольку полагал, что, торгуя своим телом, она получает хорошие барыши. Вероятно, Делакруа страшно удивило бы, узнай он, что для Женевьевы оказалось совершенно невозможным сделать то, о чем она говорила с такой легкостью и на что он с такой же легкостью согласился. Возможно, узнай правду, он посмеялся бы над ее наивным романтизмом и недостатком практичности, над тем, что она не в состоянии следовать принципу «цель оправдывает средства». Насколько ей было известно, эта аксиома определяла все решения капера.
— А если я окажусь победительницей, сэр? — Женевьева даже не сделала попытки оспорить оскорбительное утверждение, просто оставила без внимания, как досадную оплошность с его стороны.
Чолмондели облизал губы, невольно выдав свое вожделение и нетерпение.
— Тогда вы сами назовете цену, мадам, — хрипло вырвалось из его пересохшего горла.
Разумеется, даже если предположить невозможное — что она выиграет, эта женщина не откажется от того, чего, совершенно очевидно, хочет так же сильно, как и он. Женевьева Делакруа стремительно становилась легендой Вены, ее имя произносилось почти благоговейным шепотом в интимных мужских бастионах, где завистники оспаривали счастливчиков, где линия разделения проходила между теми, кто завоевал расположение дамы, и теми, кому не хватало храбрости присоединиться к соискателям. Но в том, что она вела собственную дьявольскую игру в пике, согласны были все.
— Тогда сегодня. Я приду к вам, когда смогу все устроить. — Женевьева указала глазами на Делакруа, и ее партнер кивнул, мгновенно все поняв: даже с самонадеянным мужем нужно вести себя осторожно.
Но сей муж, к великому своему огорчению, начинал осознавать, что ему уже не хватает самонадеянности. Глядя на то, как искусно играет Женевьева со своей добычей, как натурально это у нее получается, он стискивал зубы. Если бы он позволил тем картинам, которые мелькали где-то в глубине сознания, завладеть им целиком, он сошел бы с ума. Доминик не разрешал себе думать о том, чем будет заниматься Женевьева с Чолмондели, так же как не позволял себе представлять, что было у нее с другими. Они с Женевьевой оставались лишь партнерами по рискованной авантюре, и она просто играла свою роль.
Но зачем, черт возьми, она играет ее так умело и с таким явным удовольствием! Впрочем, ответ был ему хорошо известен. Разве не он сам выпустил из бутылки этого восхитительно страстного маленького джинна, разве не он научил эту фею искусству любви, научил брать и отдаваться, не зная никаких запретов? И вот пожалуйста. Делакруа смотрел на свою бывшую ученицу и сожалел, что оказался слишком искусным учителем, а она — очень уж способной ученицей.
Но Доминик не мог позволить ей догадаться, о чем он думает, поэтому лишь улыбнулся и согласно кивнул, когда Женевьева шепотом сообщила, что придет поздно, так как к концу вечера Чолмондели все ей расскажет, и Сайлас должен ждать ее возле дома англичанина.
Однако радовалась Женевьева рано. Сам герцог Веллингтон пришел за ней.
— Ее Королевское Высочество желает видеть вас, моя дорогая. — Если эти джентльмены не будут возражать, я уведу вас на минутку, — сказал он с милостивой улыбкой, извлекая мадам Делакруа из круга поклонников и ведя в маленькую гостиную, где возле царственной пары собрался ее неофициальный двор.
К своему великому облегчению, Женевьева увидела, что Доминик оживленно беседует с дочерью Марии Антуанетты. Хотя придуманная легенда прочно сидела в голове у Женевьевы, мысль о том, что капер в случае необходимости поможет ей, оказалась весьма ободряющей и успокаивающей. Словно поняв это, Делакруа обернулся при ее появлении и протянул руку ладонью вверх. Женевьева положила на нее свою ладонь, ощутила крепкое, надежное пожатие его пальцев и смело подошла к герцогине Ангулемской.
Вскоре Женевьева поняла, что бояться нечего. Эту даму совершенно не интересовали подробности чужой жизни. Она была весела и жизнерадостна в отличие от своего мужа, который оказался строго официальным, как большинство представителей клана Бурбонов, и столь же царственно ожидающим всеобщего поклонения, какого заслуживает потомок Короля Солнца, как и его несчастный кузен Людовик XVI. Женевьева поняла, что ему следует польстить и выказать почтение, а с герцогиней посмеяться, стараясь избегать щекотливых тем, связанных с годами, проведенными в изгнании. Упоминание о том, что с трехлетнего возраста Женевьева жила в отдаленном уголке Пруссии, куда ее семья бежала от террора к отцовским родственникам, было принято без вопросов.
Убедившись, что Женевьева чувствует себя свободно и страх полностью исчез, Доминик отошел в сторону. Теперь он оставлял ее играть свою роль, а сам, как только позволят приличия, собирался покинуть гостеприимных хозяев, которые не увидят ничего необычного в том, что месье Делакруа отправляется с друзьями на ужин, предоставляя супруге развлекаться. Женам в конце концов сопровождающие не требуются, и никто не обвинит мадам Делакруа в нескромности.
Сайлас молча выслушал распоряжения Доминика. Ему надлежало следовать за мадемуазель, когда та отправится к англичанину, и ждать в карете, чтобы привезти ее домой. Если что-то пойдет не так, он должен без колебаний сделать все, чтобы любой ценой доставить ее в целости и сохранности. Указания были уже привычные: соблюдать осторожность, но, если потребуется пренебречь ею ради безопасности Женевьевы, так тому и быть.
Глава 20
Тишина царила в уютной комнате с тяжелыми бархатными портьерами, задернутыми на окнах, в камине весело плясал огонь. Женевьева, сидя перед камином на оттоманке, наблюдала, как хозяин готовит пунш в серебряной чаше. Она не собиралась пить, но Чолмондели об этом знать было незачем. Женевьева уже приспособилась делать вид, что потягивает из своего бокала, между тем как уровень напитка в нем не снижался. Когда на кону была такая ставка, следовало сохранять максимальную способность концентрировать все свое внимание.
— Наверное, Вена кажется вам немного скучной после неспокойной жизни в Легорне, мистер Чолмондели? — Этим заданным словно между прочим вопросом Женевьева нарушила наконец молчание.
— Почему бы нам не оставить формальности, мэм? — предложил он, протягивая руку и забирая у нее веер. — Мне было бы очень приятно услышать, как эти медовые уста произносят мое имя.
