— Ох, цыпленок, не нужно быть такой наивной. Бедняга Дикон по уши влюблен в тебя.
— Чепуха, — фыркнула Джинни, но потом смущенно подумала, что, может, это и правда. Иначе зачем Дикон стремился вызвать гнев командира, которого он, безусловно, боготворил?
— Можешь верить или не верить, это твое дело, только, пожалуйста, не поощряй его.
— Будь у меня свободны руки, я бы ударила тебя за эти слова, — заявила Джинни, негодуя. — Как ты смеешь думать, что я способна на такое!
— Я не хотел обидеть тебя, Джинни, — сказал Алекс успокаивающе. — Думаю, у меня не будет времени беспокоиться об эмоциональном состоянии Дикона. Я просто хотел тебя предупредить, и все.
— Мы пересечем Темзу по Лондонскому мосту? — спросила Джинни, уклоняясь от темы, которая, похоже, неизбежно привела бы к новой стычке.
— Нет, мы останемся на южном берегу. Основная часть армии расквартирована у Саутуорка, и мы остановимся там, пока я не встречусь с Кромвелем.
— О! — Этот возглас Джинни выразил все ее разочарование.
— Если получится, Джинни, я отвезу тебя на другой берег, и ты увидишь все, что захочешь, — улыбнулся он, поняв, что ее огорчило.
— Мне не доставит удовольствия разгуливать по улицам столицы со связанными руками, — колко заметила она.
— Ну, если будешь хорошо вести себя, то через день-другой в этом не будет необходимости, — спокойно парировал он.
День-другой! Джинни скривилась от такой перспективы. Ясно, что придется придумать какой-то веский повод, чтобы положить конец этому позору.
Алекс, вполне довольный темпом марша, объявил привал у Уолворта. Они не торопясь доберутся до Саутуорка через пару часов, так что привал вполне уместен.
Он снял Джинни с лошади, подхватил под локоть и проводил под раскидистое дерево, где можно было прислониться спиной к толстому стволу, посидеть на покрытых мхом корнях.
— Дай мне руки. — Она подняла их, и Алекс, развязав ткань, убрал ее в карман.
— Благодарю вас, сэр, — пробормотала она нежным голоском и, комично изобразив реверанс, села и расправила юбки вокруг себя. Алекс поджал губы.
— Берегись, цыпленок, как бы я не пожалел о склонности к милосердию. Тебе будет трудно есть с завязанными руками.
— Не думаю, что вы хотели бы уморить меня голодом, полковник, — с упорством продолжала Джинни. Серые глаза смотрели бесстрашно, вызывающе и насмешливо, понимая, что она права.
Алекс невольно рассмеялся, поворачиваясь, чтобы взять хлеб и сыр у Джеда.
— Нет, это меня совершенно не устроит, — согласился он, садясь рядом с ней. — Я не хотел бы, чтобы тебя стало меньше хоть на один дюйм.
Джинни была уверена, что Джед не мог не слышать этих слов, но морщинистое лицо солдата оставалось непроницаемым, когда он поставил корзину с яблоками между ними.
— Тут есть ручей, если захотите пить.
Джинни со времени своего невкусного завтрака проголодалась. Хлеб был пышный, с хрустящей корочкой; сыр — созревший и твердый, яблоки — свежие и сочные. Алекс вытянулся рядом с ней на спине, и, несмотря на события прошлой ночи и последовавшее наказание этим утром, между ними сейчас царила абсолютная гармония. Казалось, что это просто невозможно, но это действительно было так. Они сидели, словно в заколдованном кругу, который никто не смел пересечь. Никто не подходил к ним; остальные офицеры ели достаточно далеко от дерева, на берегу ручья.
Алекс бросил огрызок яблока в кусты и неторопливо поднялся.
— Сейчас вернусь, — сказал он, направившись к небольшой рощице. «Насколько у мужчин все проще», — недовольно подумала Джинни. Женщины рождены не для того, чтобы проводить свою жизнь в походе. Она с завистью смотрела, как он быстро вернулся, остановился, чтобы сказать несколько слов группе у ручья, и потом снова подошел к ней.
— Готова, Джинни? Нам пора в путь.
— Нельзя ли, чтобы я последовала по твоим стопам, прежде чем мы отправимся? — язвительно спросила она. — И если можно, без охраны.
Алекс рассматривал ее с подчеркнутой задумчивостью, словно взвешивая ситуацию.
— Так, думаю, ты ничего не сможешь устроить в этой рощице. Но берегись крапивы. Я не хотел бы, чтобы твоя нежная…
— Да перестань же! — Не сумев сдержаться, Джинни рассмеялась и направилась к деревьям.
На обратном пути, подчиняясь какому-то необъяснимому импульсу, она остановилась возле майора Бонхэма.
— Я должна извиниться, майор, за причиненное вам вчера беспокойство.
Губы майора едва тронула мимолетная улыбка.
— Вина была моя, — сказал он. — Я недооценил вас, Джинни. Единственным утешением для меня было то, что и полковник тоже.
Она засмеялась, и он вместе с ней, отчего Джинни стало несравненно легче. Одно дело — ссориться с Алексом и совсем иное — с людьми, с которыми она жила одной жизнью.
Когда она снова оказалась в седле, Алекс опять завязал ее руки, но на этот раз наказание не воспринималось ею так остро, как поначалу. Это была формальность, с которой нужно смириться. Вскоре после полудня они прошли через земляные укрепления на подступах к Лондону. Стража приветствовала их, и пока отряд шел, солдаты обменивались дружескими шутками. Никаких попыток прекратить это нарушение дисциплины не предпринималось, отметила Джинни, ведь отрад возвращался домой, в контролируемый парламентом Лондон. Они были среди друзей, и можно было немного ослабить строгие требования.
С растущим волнением Джинни смотрела вдаль, надеясь увидеть собор Святого Павла на холме над рекой или массивные башни самого Тауэра. Но небо все еще хмурилось и видимость была плохой.
Вместе с волнением вернулся и страх. Здесь она не найдет родственную душу на кухне или на конюшне. Она — пленница во вражеском лагере, и только Алекс может заступиться за нее. Но Алекс, казалось, совсем забыл о ее присутствии, хотя все еще держал поводья ее лошади. Его собственное волнение и напряжение были почти ощутимыми, как в тот раз, на Кабаньей горе, когда он чувствовал предстоящий бой. И снова она вздрогнула при мысли о странной, чужой для нее черте характера мужчины, который так хорошо знал ее тело и чье тело так хорошо знала она сама. Какую поразительную силу имело сочетание любви и страсти, достаточную, чтобы преодолеть различие принципов и характеров, которые должны были бы быть совершенно непреодолимыми!
Саутуорк оказался всего лишь огромным армейским лагерем вокруг кучки зданий, в которых когда-то жили обитатели поселка. Театр «Глобус», уже больше не нужный населению Лондона как театр самых лучших спектаклей, одиноко стоял на берегу реки. Джинни с тоской посмотрела на здание, вспомнив, как Эдмунд рассказывал о чудесных пьесах Бена Джонсона и Шекспира, которые он видел здесь. Возможно ли будет снова такое зрелище?
Отряд остановился у здания, которое прежде было гостиницей, но сейчас явно служило штабом армии. Джинни была вынуждена остаться на лошади, которую держал теперь поспешно вызванный солдат. Алекс направился в штаб, его офицеры, получив задания, разошлись. Отряд, казалось, растворился у нее на глазах. Только что двести человек стояли ровными рядами, а после громкой команды как исчезли.
