Он шагнул вперед, улыбнулся и взял ее за подбородок.
— Да, я не местный, но собираюсь поближе познакомиться с этими местами… или, скорее, с местными цыганками.
Он ухватил ее покрепче и, притянув к себе, поцеловал в губы.
Его сиятельство так никогда полностью и не уяснил, что произошло вслед за этим. Только что он стоял, прижавшись к ней бедрами, чувствовал ее аромат и мягкие линии тела, и вот он уже лежит в речушке на спине. Кто-то обучил эту цыганочку искусству единоборства.
— Крыса! — прокричала незнакомка, стоя на самом краю берега и пританцовывая на цыпочках. Глаза у нее почернели от гнева. — Это тебе урок, мерзкая жаба, как приставать к честной девушке! Только сунься еще ко мне, и я отрежу тебе…
Конец этой гневной тирады потерялся в возмущенном визге — это граф, придя в себя, выскочил из речушки и схватил противницу за лодыжку. Легкий рывок — и она шлепнулась спиной на каменистое дно ручья. Незнакомка визжала и хваталась за прибрежные кусты, пытаясь вырваться, когда ему наконец удалось встать на ноги. Она приподнялась, уселась в воде и принялась шипеть, словно гусыня.
Сильвестр стоял и смотрел на ее побледневшее лицо.
— Неплохая подливка для гуся, девочка моя, — заявил он.
— Тот, кто научил тебя бороться, забыл научить не каркать раньше времени, — последовал ответ.
Он отряхнул руки, показывая этим жестом, что понимает тщетность своих усилий, и зашагал прочь. Девушка наконец выбралась из ила.
— И не смей называть меня «девочка моя»! — взвизгнула она, схватила ком грязи и запустила им в удаляющуюся спину графа. Комок попал ему между лопаток, и его светлость обернулся, побелев от гнева.
Девушка стояла на берегу, готовая, казалось, задушить его на месте. Граф взглянул на промокшую, перепачканную фигурку, готовую ринуться в бой, и внезапно расхохотался, когда до него дошел весь комизм положения.
Он сам промок до нитки, сапоги были полны воды и, возможно, испорчены безвозвратно, и все из-за того, что эта замарашка корчит из себя недотрогу. Кто же мог подумать, что дитя табора будет защищать свою честь подобно весталке?
Он сложил руки в знак примирения.
— Мир, мир! Давайте признаем, что наша честь пострадала в равной степени ладно?
— Честь? — крикнула она. — Что ты знаешь о чести?
Его смех тотчас угас, тело напряглось, руки опустились, сжавшись в кулаки.
— Вы обвиняетесь в том, что обесчестили свой полк. Что вы можете на это ответить, майор Джилбрайт?
Он снова стоял в переполненном судебном зале в Хорегарде, слышал перешептывание со скамеек, где сидели его товарищи, офицеры Третьего драгунского полка его величества, снова видел глаза генерала, лорда Ферингхэма, председательствовавшего на военном суде. Что он ответил? «Я невиновен, милорд»?
Да, именно так.
— Я невиновен, милорд.
Но так ли это? Если бы только он мог вспомнить, что было до того момента, как его ударили штыком! Если бы Джерард подтвердил то, что произошло на самом деле! Джилбрайт сделал невозможное. С горсткой солдат он удерживал ничем не защищенный клочок земли против свежих сил генерала Жюно. Джерард должен был прийти на помощь, но, прежде чем это произошло, они были подавлены массой французов и, умирая, потеряли нечто более драгоценное для солдата, чем жизнь, — они отдали врагу полковое знамя.
Джерард, друг детства, сказал, правда, что спешил на помощь. Он не знал о новой атаке французов на английский аванпост… но, как бы там ни было, они подошли слишком поздно. Майор Джилбрайт был взят в плен, его люди оставлены умирать, а знамя попало в руки французов.
Майор из-за штыкового ранения двенадцать месяцев пребывал между жизнью и смертью в отвратительной французской тюрьме, пока его не обменяли и не привезли домой, чтобы он предстал перед военным судом. Были ли они вновь атакованы до того, как капитан Джерард смог прийти к нему на помощь? Или Джилбрайт преждевременно сдался, пощадив своих солдат?
На это не мог ответить никто. Сильвестр ничего не помнил с того момента, как удар штыка угодил ему в голову. Джерард сказал, что ничего не видел и не может высказать своего мнения относительно чести. Так обстояло дело. Не было никаких конкретных свидетельств для обвинения… но не было и конкретных свидетельств для полного оправдания.
Каждый верил в то, во что ему хотелось верить. Ясно было, что Джерард верил в виновность Джилбрайта. И отвернулся первым.
Это ужасное воспоминание поползло у Сильвестра мурашками по спине к затылку и странным образом сконцентрировалось в мозгу. Он схватился за лоб, там, где был шрам, пытаясь расслабиться и предотвратить приближающуюся боль. Иногда ему это удавалось, когда он схватывал боль в самом начале и мог заставить себя, закрыв глаза, переключиться на другие мысли.
Но сейчас он стоял на ярком солнцепеке, далеко от спасительной прохладной тени, в уголках глаз появились вспышки света. У него оставалось двадцать минут, чтобы добраться до гостиницы… Только двадцать минут, чтобы попасть в свою комнату.
Тео Белмонт опешила. Что случилось с этим человеком? Он выглядел так, словно встал из могилы. Лицо смертельно побледнело, глаза внезапно потускнели, плечи поникли. Казалось, что жизнь покидает его. Он резко повернулся, отвязал лошадь и с трудом вскарабкался в седло. Голова его упала на грудь.
Кто он? Впрочем, не важно. Незнакомцы проезжали через Лалуорт довольно часто, особо не будоража спокойное течение деревенской жизни. Но, как правило, они держались дорог и не заезжали на чужую территорию.
Девушка пожала плечами и наклонилась, чтобы выжать юбку, рассеянно потерла спину — она пребольно шмякнулась. Незнакомец, конечно, не церемонился, чтобы отомстить за свое падение, но ведь и ему пришлось не сладко!
Она ухмыльнулась, вспоминая, как ловко уложила этого наглеца. Эдвард может ею гордиться.
Оставляя на тропинке грязные следы, она направилась к мостику, пересекла его и поспешила к дому вверх по холму, дрожа от ветра, прижимающего мокрую одежду к телу.
— Что с тобой стряслось, Тео? — На террасе появилась Кларисса. — Я видела, как ты выбиралась из речки.
— Я упала, если уж тебе обязательно надо это знать, — огрызнулась Тео, которой почему-то не хотелось распространяться о своей стычке. Ведь боевые действия против чужака не принесли ей славы, и к тому же, как она признавалась себе, сама была виновата в неверном впечатлении, которое произвела на незнакомца своим нелепым поведением.
— Упала? — не отставала Кларисса. — Но как? Тео вздохнула. Сестра не отстанет, пока не удовлетворит своего любопытства.
— Я наклонилась, пытаясь ухватить форель, и потеряла равновесие.
Она шагнула через открытые двери в гостиную.
— Тео! — воскликнула Эмили. — Ты закапаешь весь ковер.
— Ах, простите! — Тео посмотрела на пятна от своих ног.
