– Он же совсем не такой…
– Потому что прямо от пчелки, а не из магазина… – сказал
Мазур. – Большая разница.
– Ни словечка не поняла, но чуть от смеха не описалась, на
вас глядя… По интонациям чую, что вы несли грандиозную чушь…
Мазур приложил палец к губам. Извлек приемник, включил
автонастройку и, пользуясь моментом, зачерпнул разрезанным пополам огурчиком
медку прямо из горшочка. Шизики они тут или нет, а покушать любят и толк знают…
– Ничего больше не трогай, – остановил он девушку,
когда та потянулась к желтым большим яблокам. – Он жрал только огурцы и
мед…
– Думаешь…
– Тихо!
– Анахорет вызывает Боярина, – внятно раздалось из
крохотного динамика. – Анахорет вызывает Боярина, прием…
Они замерли, ловя каждый звук.
– Вас слушают, Анахорет, – раздался в ответ деловитый
мужской голос. – Кравицкий на связи.
– Милейший Сергей Михайлович, если вас не затруднит,
передайте Боярину елико возможно скорее, что у меня объявились странные гости.
Он меня предупреждал в свое время, знаете ли…
– Знаю. Кто? Опишите.
– Мужчина, за сорок. Рост…
Не было нужды слушать дальше. «Ах ты, сука, – успел
подумать Мазур, – то-то понимающие люди шепчутся, что «соседи» стоят за
доброй половиной этих «Христов», методики обкатывают, надо полагать…» Выключил
приемник, сунул его в карман и взмыл с кресла.
Джен, не особенно и удивившись, нырнула рукой под свитер,
извлекла пистолет.
– Вперед, – приказал Мазур и, повесив на плечо
расстегнутую сумку, распахнул дверь.
Стороживший в трех шагах от нее «апостол Иона» встрепенулся,
с угрожающим видом сделал несколько плавных движений, скорее всего,
долженствовавших изображать шаолиньскую «школу змеи». Все это были чистейшей
воды прибамбасы, сиречь выдрючиванье – в чем Мазур убедился буквально через три
секунды, без усилий поймав запястье «апостола», вывернув ему руку и прижав к
себе спиной. Приложил ему к горлу лезвие ножа и шепотом приказал:
– Веди к Варфоломею, сука, а то… Ну?
– Небеса тебя накажут, сын войны…
Похоже, этот искренне верил во всю здешнюю муть – но не было
времени мягко и душевно проводить среди него должную пропаганду. Мазур прижал
лезвие – чтобы расслоило верхний слой кожи и появилась кровь. Почувствовав
боль, «апостол» по-детски взвизгнул:
– Не надо!
– К Варфоломею, мразь!
Джен, озираясь, замыкала шествие. Никто им так и не попался
по пути. Поворот, лестница на второй этаж, повсюду их дурацкие иконы… И надо же
было угодить в это логово, мимоходом упрекнул себя Мазур, как по ниточке вышли…
– Постереги его, – бросил он Джен, распахнул дверь.
Варфоломей, пристроив наушники на гриву, сидел перед пультом
небольшой, но мощной рации (над которой висела очередная икона, изображавшая
некую помесь лемура с орангутангом, облаченную в оранжевую мантию). Он все еще
говорил:
– .„волосы темные, до плеч, одета…
– Эй! – окликнул Мазур.
Варфоломей обернулся и отчаянно завизжал в микрофон:
– Помогите!
– Стих, – сказал Мазур, даже не дернувшись вырвать у
него микрофон – все равно поздно. – Шасть ГПУ к Эзопу—и хвать его за жопу.
Мораль сей басни ясен – не надо больше басен…
И точным ударом ноги отправил вскочившего Учителя в угол.
Наушники слетели у него с головы. Мазур неторопливо выдвинул плечевой упор
автомата и с чувством прошелся им по рации, вмиг превратив в абстрактную
скульптуру. Погасли лампочки, разлетелись обломки пластмассы, в завершение
Мазур вырвал из разъемов все провода, какие нашлись. Оторвал один вовсе,
обмотал шею Учителя и ласково спросил:
– Удавить?
Тот отчаянно замотал головой. Волосы полезли в глаза Мазуру.
– Погоны носишь, сука? – спросил Мазур.
– Меня заставили… прилепились к благому делу… уловив в сети
свои на слабости натуры…
– Где Боярин? – спросил Мазур.
– В Шантарске… Меня предупреждали о вас, не о вас конкретно,
о выходящих из тайги… особенно о тех, чей вид отличается от обычных странников
в местах сих… И напоминали не единожды, в последние дни особенно…
– Оружие есть? – спросил Мазур. – Или какая-то
охрана?
– Ничего и отдаленно похожего… – прохрипел
Варфоломей. – Пойми ты, я уловлен в сети и в марионетку превращен, но
духовные мои чада не ведают…
– Крепенько это в тебя въелось, – не без одобрения
сказал Мазур. – Чтобы и на блиц-допросе нести свою херню…
– Молю вас…
Мазур отмахнулся. Отпустил Варфоломея, огляделся и
решительно принялся кромсать ножом на длинные полосы алый балахон Учителя,
сделанный из натурального плотного шелка. Варфоломей ежился, сидя на корточках
и задрав руки вверх, словно на примерке у портного. Следовало бы вырубить его,
но Мазур пожалел – еще перешибешь пополам сморчка…
– Ну вот, – сказал он, уложив связанного Учителя на пол
и подхватив оставшиеся полоски. – Лежи и медитируй, а я взмываю в астрал…
В коридоре он столь же быстро связал «апостола». Джен,
стоявшая на страже с пистолетом наизготовку, спросила:
– Настучал?
– Ага, – кивнул Мазур, поднимаясь с корточек. Повесил
автомат на плечо. – Все, сматываемся. Посмотрим, что у них есть в гараже.
В коридоре было тихо и пусто. Издалека доносились нежные
переливы флейты, выводившей тот же незатейливый мотив.
Глава 29
У кошки – девять жизней
На востоке нежными акварельными красками светилась
золотисто-алая полосочка восхода, небо было прозрачно-голубым, невероятно
чистым, и зеленое море тайги выглядело только что сотворенным, юным. Пара
сидела под могучим выворотнем, у тихо булькающего таежного ключа с чистейшей
прозрачной водой, и головка девушки доверчиво прильнула к груди мужчины…
Под рукой стоял снятый с предохранителя автомат, и тут же
лежала сумка с бесценным багажом. Увы, несмотря на небывалое очарование восхода,
для лирики и романтики как-то не находилось места – Мазур с Джен дремали,
прижавшись друг к другу, после выматывающих ночных блужданий, начисто забыв,
что природой вокруг можно любоваться, а меж мужчиной и женщиной есть некоторые
интересные различия, способные служить любви и удовольствию.
Он в очередной раз открыл глаза, глянул на часы, на тайгу –
и безжалостно растолкал девушку Когда она начала по-домашнему разнеженно, не
открывая глаз, отмахиваться и отодвигаться, намочил платок в ледяной воде и
приложил к ее лицу.
Вот тут она мгновенно встрепенулась: