– Значит, Фрегат – это кто-то повыше?
– Почему – выше? – молниеносно отреагировал генерал. –
А не просто «кто-то другой»?
– Потому что я не верю, будто это кто-то из наших…
– Похвально, – сказал Глаголев. – Дух
корпоративности, морская душа, гвозди бы делать из этих людей… Кирилл
Степанович, меня не далее как в прошлом году предал человек, которому я верил
почти как себе. С тех пор я как-то остерегаюсь верить – предпочитаю знать. Я
понятно излагаю? А то у некоторых после этого препарата и в самом деле долго
трещит голова…
– Нет, все нормально, – сказал Мазур.
– Нуда, вы же вдобавок на седьмом небе, услышав, что все
кончено и ваше доброе имя вам торжественно возвращено… Вы, кстати, не вполне
правы, если так думаете. Ничего еще не кончено, а доброе имя вам возвернули в
неофициальной обстановке, свидетелями чего стали мы с Кацубой да еще два-три человека,
подобно нам, болтливостью не страдающие. Так что не торопитесь прыгать до
потолка. Право же, рано.
– Вас интересует настоящий Фрегат?
– Ох, Кирилл Степанович… Самая страшная тайна Фрегата в том,
что его никогда не существовало.
– Но как же так?
– Да так вот, – сказал Глаголев, скалясь. – Не
было никакого Фрегата. Хотя, в определенном смысле… Я многословен, правда? Что
поделать, все мы живые люди, и после двухнедельной бешеной работы поневоле
тянет резонерствовать, душевно рассказать кому-то, какой я молодец, умница и
крутой профессионал. Пожалуй, это нервное. Все-таки годы… Остается утешаться
тем, что ваше положение даже похуже моего – у меня самую чуточку растрепались
нервишки, но вы-то – вы вообще мертвы…
– Что-о?
– Все мы смертны, – сказал Глаголев. – Что хуже
всего – мы, как выражался классик, внезапно смертны. Подбросит некая сука в
безобидный судок с котлетой крохотную таблеточку действующую гораздо
эффективнее выстрела в висок – и падает человек мертвым с вышеупомянутой
недоеденной котлетой во рту. И, что интереснее, любая экспертиза, пусть даже
составленная из профессоров «кремлевки», не погрешив против профессиональной
выучки, признает, что смерть воспоследовала от сердечного приступа. Что
удивительного в том, что у человека в вашем положении внезапно остановилось
сердце? Если вы шпион – от лютого стресса, а если честный человек – от
незаслуженных переживаний. Вы, в конце концов, не мальчик и сердчишко давно
поднадорвали, скитаясь по морям?
– Значит, эта стерва с судками…
– Ну-ну-ну, – остановил его Глаголев жестом. – Вы
мне моего верного лейтенанта не забижайте. Способная девочка. Я же сказал
насчет таблетки. Которую вы непременно сожрали бы с котлетою в качестве
бесплатного приложения, если бы не Катенька. Вы ей потом торт купите, я скажу,
какие девке нравятся… В общем, вы вдруг, едва откушав ужина, брякнулись на пол
в совершеннейшем бесчувствии – в каковой позиции вас Катенька и обнаружила,
придя за пустой посудой. Шум, визг, суета, срочно забросили вас в вертолет и по
кратчайшей линии меж двумя точками повезли в гарнизонный госпиталь. Слопай вы
таблеточку – которую Катюша тем временем упаковала в мешок вместе со вторым да
и укрыла под форменной юбкой, – в госпиталь вас доставили бы уже
холодного. Но как легко догадаться, вы отведали нашей химии – и потому, имея
снаружи классический вид трупа, внутри были все-таки живы. А дальше все было
гораздо проще. Возле трупов народу обычно мало, располагая некоторыми
возможностями, нетрудно не один труп потаенно вывезти, а дюжину. Дюжина нам,
правда, ни к чему, Кацуба прихватил вас одного. Вот только для всего остального
мира, и в первую очередь для обитателей базы, вы сейчас лежите после вскрытия
где-то в морозильнике. И такое положение дел, скажу откровенно, на какое-то
время сохранится. В морге у меня человек бдит, да и не полезут они в морг –
полное впечатление, наживку заглотнули. Тем лучше. Но загробная ваша жизнь, уж
не взыщите, будет проходить под моим строжайшим контролем…
– Кто? – спросил Мазур.
– Плохие парни, – сказал Глаголев чуточку рассеянно. –
Плохие парни, кому же еще? Хорошие таким делом заниматься не станут, логично?
Что-то вы, друг мой, бледноваты, подлечить треба…
Он достал из стола бутылку джина с роскошной многоцветной
этикеткой, плеснул в пластмассовые кофейные чашки:
– За загробную жизнь, а?
Вернулся Кацуба, сунул Мазуру кроссовки и новенькие носки,
еще скрепленные ниточкой с бумажным ярлыком, потом бесшумно устроился в углу с
ленивым видом.
– Даже когда в деле еще не было окончательной ясности – я о
вашем злодейском шпионаже, – меня смущала эффектная, романтическая
декорация, – сказал Глаголев. – Таинственные свидания на затерянной в
тайге «Заимке», ссоры посреди диких ландшафтов, роковые страсти, бегство… Вас,
моряков, уж простите, испокон веку отличала романтика самого бульварного пошиба
– кортики ваши, адмиральские чаи, склянки-банки… У меня сразу родилось
подсознательное недоверие. То, что среди «морских дьяволов» не было еще ни
одного предателя, с точки зрения теории вероятности ни в чем еще не убеждает:
даже среди апостолов нашелся один стукач, несмотря на строжайший отбор. Есть
другое, гораздо более существенное возражение, опирающееся на личный опыт. И на
закрытую статистику. Процент шпионов среди подобных вам боевых псов, какой бы
державе они ни служили, невероятно низок. Что обусловлено, по-моему, не столько
высоким моральным обликом, сколько многолетней дрессировкой. Охотничья собака
просто не умеет переходить на противоположную сторону, поддаться вербовке со
стороны зайцев или лисиц. Шпионаж – дело скучное. Секретные сведения обычно
таскают в клювике противнику неприметные серенькие мышки с мозолями от долгого
сидения на канцелярском стуле, а покупают их столь же невидные лысоватые типы
самого заурядного облика, сроду не бегавшие по крышам с пистолетами, а роковых
красоток видевшие лишь по телевизору… Наконец, рядовых спецназовцев вербовать
попросту глупо – от них никогда не получишь регулярной и ценной информации, они
сами не знают вплоть до последнего момента, куда их пошлют и кого заставят
резать. Это азбука. В общем, с самого начала ваше дело показалось мне чересчур
красочным, эффектным и романтическим, чтобы быть истиной. И шито оно было как
раз в расчете на некоторые особенности человеческой психологии, на людей
определенного склада. Самарин ваш, Лаврик, – твердый профи, за ним
числится не одна приличная операция, которой можно гордиться. Но в данном
случае декорации и антураж были рассчитаны как раз на его тип характера и
способ мышления. Вам ведь известно, что такое психологическая карта?
– Конечно, – сказал Мазур. – Только я своей,
понятное дело, не видел сроду, когда это нам показывали наши досье…
– И не покажут. Лаврику, впрочем, тоже. Но тот, кто операцию
разрабатывал, ставил все в расчете на конкретного человека, вашего мудозвона в
пенсне. По-моему, они достигли цели? Лаврик, собственно, уже вынес вам
приговор. Нет?
– Да, – сказал Мазур.
– То-то… Впрочем, должен признать, они сработали не столь уж
плохо. Вас не особенно-то и мазали дерьмом, тут все тоньше: вокруг вас было
старательно нагромождено столько неясностей и странностей, что это с точки
зрения любого здравомыслящего человека превосходило критическую массу. Еще и
благодаря тому, что вы ухитрились наворотить кучу дел… Высший пилотаж не в том,
чтобы вывалить кучу фальсифицированных улик. Наши плохие парни достигли
большего: создали ситуацию, в которой вы, даже после скрупулезнейших проверок,
навсегда останетесь на подозрении, следовательно, в лучшем случае вылетаете в
отставку и всю оставшуюся жизнь проживете под колпаком у тех, кто в конце
концов пришел к выводу, что дыма без огня не бывает… Вы, часом, не питаете
иллюзий насчет наших отцов-фельдмаршалов? Самых высоких?
