– Вон еще одна!
– Ничего, – сказал Мазур. – Говорю же, они
безобидные, совершенно. Бежим! Нужно отбежать как можно дальше, прежде чем они
сядут…
Вынул из набедренного кармана флакончик с аэрозолем, пустил
за спину туманную струю, оседавшую тончайшим, невидимым порошком. Могли
прихватить с собой собаку. Хотя…
Он притворялся перед самим собой, будто ему тогда
почудилось, и пластмассовые коробки на носу вертолета – вовсе не датчики,
позволяющие безошибочно засечь человека в тайге. Но трезвый и холодный
профессионал, неустанно бдивший в нем, напоминал: ты, братец, пытаешься самого
себя выставить идиотом. Сам ты, отправляясь в такую вылазку и располагая нешуточными
возможностями, неужели не распорядился бы оборудовать хоть один вертолет
должным образом? То-то…
Еще полоз. И еще. Митинг у них, что ли? Нет, но до чего
редкая здесь тайга, и некого винить, кроме самого себя…
Шум вертолетов нарастал.
– Отдай револьвер! – вскрикнула Джен, уже не обращая ни
малейшего внимания на трех здоровенных полозов, расположившихся на сиесту меж
двумя елями, на солнышке. Перепрыгнула через одного, миновала второго – а
третий успел убраться в кусты со всей возможной скоростью.
– Толку тебе от него! – пропыхтел Мазур, старательно, с
редкими интервалами прыская на их следы «Антисобакином». – Толку-то против
автоматов… Потом отдам, если подопрет!
Шум вертолетов накатывался свистящей волной, судя по звукам,
они шли на бреющем. Вот у них-то, вполне возможно, был локатор, и место
приземления смогли зафиксировать точно…
И тут Мазур увидел это. Первым. Через секунду Джен слабо
вскрикнула, ее инстинктивно швырнуло в сторону, но Мазур успел удержать девушку
на месте. И остановился. В забубённой головушке, привыкшей искать из безумных
ситуаций еще более безумные выходы, забрезжила идея…
Справа, похоже не так уж давно, рухнула гигантская ель –
судя по торцу высоченного ствола, дерево одряхлело, прогнило и особенно
шквального порыва ветра не вынесло, рухнуло, вырвав разлапистые корни из
песчаной почвы, после падения переломившись у комля.
Образовалась огромная яма, над которой сюрреалистической
статуей осьминога вздымался выворотень. Яма была почти вровень с краями
заполнена даурскими полозами – казалось, там тяжело колышется серовато-желтая
жидкость сродни ртути, ведьминское загадочное варево. И вокруг змей было
несметное количество – висели на корявых корнях выворотня, конвульсивно изгибаясь,
лениво ползали вокруг, прямо-таки переплетаясь в диковинные узоры. Прикинуть на
глазок – пара сотен, а то и побольше. Все это шевеление, от дикой непривычности
которого рябило в глазах, происходило беззвучно, над поверхностью кишевшего в
яме клубка порой появлялись узкие приплюснутые головы, качались, дергались,
сталкивались…
В детстве Мазур дважды видел в тайге нечто подобное – один
раз с такими же полозами, второй с гадюками. Только змей там было раз в
двадцать поменьше. К брачным играм такие сборища не имеют никакого отношения –
не сезон. Змеи просто-напросто сползаются со всех окрестностей, сутки или двое
это загадочное сборище копошится на выбранном по непонятной причине месте – а
потом часть расползается, часть устраивается клубком на зимовку, запрятавшись
поглубже под слой мха. Почему так происходит, что это за ассамблея, никто не
знает – а может, знали когда-то, но забыли. В тайге случается подобное –
простое на первый взгляд, но нынешним людям совершенно непонятное…
– Ты что… – прошептала Джен.
Мазур молча показал ей пальцем на яму. Потом сказал:
– Никакой детектор не отыщет… – И вновь плеснул аэрозолем.
Она тихонько пятилась, успела отодвинуться шага на три, но
Мазур накрепко сграбастал за кисти. Легонько подтолкнул к яме, к ведьминому
вареву. Джен упиралась, но совсем слабо, словно видела кошмар и не могла
проснуться. Прошептала:
– Не могу… умру…
Некогда было играть в галантность. Мазур отвесил ей парочку
хлестких пощечин – с правой, с левой! Не медля, выхватил нож, приподнял
подбородок жутко иззубренным обушком:
– Зарежу, сука! – выдохнул он на великолепном
штатовском сленге. – Запорю, как трахнутого опоссума! Только кишки
поползут! Марш! Иначе обоим крышка! Кому говорю, мокрощелка стебанутая! Пошла
вперед! – и тычком кулака в шею швырнул к яме.
Пожалуй, он был страшен – судя по белому, как стена, лицу
Джен и зрачкам, расплывшимся во всю радужку. Тряхнув ее как следует, Мазур
ощутил, что она стала безвольной, как кукла. И, не теряя времени, подтолкнул к
яме, не глядя под ноги, наступая толстой подошвой на устилавших подступы
полозов. Взметнувшаяся от боли змея словно кнутом, хлестнула его по ноге
мускулистым телом. Мазур отшвырнул ее ногой.
Заламывая попытавшейся все же отпрянуть Джен руки за спину,
толкнул к краю ямы. Нахлобучил ей шапочку на глаза и нос – чтобы дышала ртом и
ничего не видела. Сам поневоле задержал дыхание, обхватив ее за плечи и опуская
в это переплетение, скользкое копошение серо-желтых извивавшихся змей,
напоминавших некоего осьминога с тысячей и одним щупальцем.
Девушка погрузилась по пояс – и вдруг провалилась с головой.
Мазур кинулся следом, словно прыгал в воду «солдатиком», испытав ни с чем не
сравнимые чувства – казалось, смесь всех эмоций и чувств, какие только
существовали, плескалась под черепом. В глазах моментально потемнело, дышать
стало тяжелее – но удушья все же не было. Скорчившись, прижимая к себе
согнувшуюся, вжавшуюся лицом в коленки Джен, под наплывающий шум вертолетов, он
сидел скрюченный, придавленный живой, почти не обеспокоившейся тяжестью, грудой
сплетенных змей. Лишь в первый момент они задвигались чуть возбужденнее – а
потом опять притихли, лениво шевелясь, те, кто был подальше, вряд ли и узнали о
вторжении особей иного вида.
Он хотел надвинуть шапочку поглубже – но руки уже не мог
поднять, придавленный изгибами и кольцами. Змеи, хладнокровнейшим образом
включив их с Джен в число участников сборища, задевали хвостами по лицу,
прижимались к щекам скользковатыми телами, используя сидящих на корточках людей
как дополнительную опору.
На человека они никогда не охотились, и человек на них давно
уже не охотился, еще в каменном веке перейдя на более вкусную дичь, а
расползаться подальше от незваных гостей змеям не велел тот же могучий и
неизвестный инстинкт, что собрал их в яме на загадочные посиделки. И они к присутствию
чужих отнеслись, можно выразиться, философски. Телепатией не владели и потому
не могли узнать, сколько их сородичей Мазуру довелось сожрать в жизни.
Лишь изредка зажмуривший глаза Мазур чувствовал, как по
кистям рук, по щекам, по всему лицу словно бы проводят липкой широкой паутинкой
– это ближайшие безногие соседи по своему обыкновению исследовали языками
вторгшееся в их бомонд существо. А однажды в большой палец левой руки впились
крохотные зубы, почти не причинив боли. Мазур стерпел, не дернулся, и нового
укуса не последовало.
