– А противодиверсионные мероприятия?
– Противодиверсионные мероприятия и оборона – разные вещи,
если вы… если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Понимаю, – сказал Кацуба. – Дальше?
– Я бы сказал, для них явилось полной неожиданностью, когда
допрашиваемые вдруг превратились в нападающих. Они элементарно растерялись. Но
это профи, зуб даю…
– Профи, которые не привыкли к тому, что допрашиваемый вдруг
превращается в атакующего… – помахивая авторучкой в такт, произнес Кацуба,
словно пробуя эту гипотезу на вкус. – Профи, которые умеют нападать и
теряются, когда на них самих вдруг совершен налет… А это интересно. Это версия.
Потому что, если подумаем, отыщем конторы, отвечающие этим условиям, нет?
Конторы,– подчеркнул он голосом. – Поскольку криминальным структурам, по
идее, следует одинаково хорошо владеть приемами как нападения, так и защиты. По
идее… А в жизни возможны варианты – оборзели, распустились, рассчитывают, что
никто на них в жизни не нападет… Словом, версия твоя интересная, но однозначно
не скажешь, а?
– Конечно. При минимуме информации…
– И отсутствии успехов в моей работе по делу, а? –
усмехнулся Кацуба. – Это ты подразумеваешь в подтексте?
– Подразумевать – еще не значит упрекать, – сказал
Мазур. – Я же понимаю, вы только начали…
– Ну, спасибо, что не упрекаешь, – крайне серьезно
сказал Кацуба. – Положеньице у нас деликатное, хоть газетки помоев на нас
льют вдесятеро меньше, чем в незабвенные времена угара перестройки, но все
равно внутри страны приходится работать деликатненько, так, словно нас вовсе и
нету… Вот, кстати. Тебя на завтра в РУОП вызывают. Повесточку привезли в штаб.
Сам понимаешь, пришлось им передать чуток препарированные материалы по… – он
помолчал, – по убийству в поезде. Вопросы у них, конечно, имеются, проще
ответить, чем давить нашим авторитетам на ихних авторитетов…
– Понимаю, – тусклым голосом сказал Мазур.
– Съездишь, поговоришь, вряд ли они тебе что пришьют, ты же
в любом случае – сторона пострадавшая…
– У тебя все? – спросил Мазур. Никакого желания
продолжать разговор в этом направлении не было.
– Да вроде бы. – Кацуба задумчиво уставился в
потолок. – Значит, к каким выводам мы пришли? Про иностранных шпионов не
стоит думать даже в шутку. То, что у них оказался твой паспорт прикрытия,
ясности не вносит – с равным успехом они могут оказаться и мафией, и
государственной структурой… либо причудливой помесью того и другого: мафия плюс
государственная структура в лице ее худших представителей, весьма нечестным
образом подрабатывающих на стороне. Прецедентов хватает… – Он вновь принялся
созерцать потолок. – Вот только при любом раскладе возникает
сакраментальный вопрос: мотивы… Какие мотивы у них возникли, подвигнувшие столь
бесцеремонно, столь нагло перехватывать вас всех прямо по дороге в аэропорт?
– А тесть с тещей что говорят? – спросил Мазур.
– Тесть уже ничего не говорит, с ним что-то вроде легкого
микроинфаркта приключилось от всех переживаний, в нашу больничку увезли, в
город… Теща покрепче, волевая женщина, Лобанов ее в пятом коттедже устроил,
подождем, пока тесть оклемается, отправим в Питер военным бортом для
надежности… – Кацуба играл авторучкой. – Так вот, выясняли у них одно: кто
ты есть такой. Где трудишься, чем трудишься. Судя по записи, тесть твой в
непритворном страхе за здоровье супруги успел выложить все, что знал: военный
инженер, в данный момент находишься в рядах славного флота, поехал в отпуск с
женой. Когда спросили про пресловутый паспорт на фамилию Минаева, он им сказал,
что ты, насколько ему известно, инженер шибко секретный, с новой техникой дело
имеешь постоянно, вот оттого-то, должно быть, фамилий у тебя больше, чем
нормальному инженеру, даже военному, положено. Ну, за то, что пел соловьем,
винить его трудно – попади-ка посторонний человек в такие игры… Ладно, вернемся
к мотивам.
– А что – мотивы? – сказал Мазур. – Хотят меня
нейтрализовать, как крайне неуместного свидетеля. Возможно, сели на хвост
тогда, на перроне. Вели до базы… Не удивлюсь, если и на похоронах кто-то
наблюдал.
– И узнав, что ты – военный, все равно решили подержать за
адамово яблочко… В общем-то, и это меня не удивляет – нынче никто никого не уважает,
нет прежнего трепета. Вот только… – Он замолчал и какое-то время таращился на
Мазура с простецким видом. – Ты им, случайно, на хвост не наступал уже
здесь, по возвращении?
– Каким образом? – пожал плечами Мазур.
– Любишь ты плечами пожимать, я уж заметил. Ладно, я сам не
без вредных привычек – авторучку вон грызу, что твой хомяк… Степаныч, Прохора
Петровича, то бишь Сергея Суховцева, не ты мочканул?
Мазур, сжав зубы, смотрел в пол. Плюха была неожиданной.
– Ну, что молчишь?
– А какие доказательства? – спросил Мазур, все еще не
поднимая глаз.
Кацуба хохотнул:
– Доказательства в том, что нет никаких доказательств… Так
чистенько и культурно положить кучу народу, не привлекая ни малейшего внимания
и благополучно растворившись в ночной тиши, мог исключительно толковый
специалист…
– Мало их нынче от мафиозников кормится?
– Многовато, – согласился Кацуба. – Только у тебя,
в отличие от многих, еще и мотив есть… Был, вернее. А? И кре-епкий мотив-то. Я
в свое время был малость южнее Панамского канала… ну, турпоездка такая выпала.
Насмотрелся на тамошние нравы – народ горячий, такая вендетта из-за любого
пустяка закрутиться может, а если не из-за пустяка, так вообще святых вон
выноси, туши свет и лезь в бомбоубежище… Ты не ерзай, Степаныч, – сказал
он резко. – Я, во-первых, не военный прокурор, а во-вторых, прекрасно
понимаю, что улик против тебя нет никаких. Не те вы мальчики. А если уж
предельно откровенно, то я на твоем месте сделал бы то же самое, точно тебе
говорю. Еще и дом бы с землей сровнял… после всего пережитого. Не мое это дело
– тебе мораль читать. Пусть читает тот, кто уличит, – а уличить тебя не
смогут до двадцать второго столетия… Но если уж вокруг тебя – и вокруг
серьезного объекта, кстати – начались такие странности, знать я просто обязан.
Посмотри на меня и кивни буйной головушкой – самую малость. Ну? Тебя это ни к
чему не обязывает, а мне нужна полная определенность… Да ты не стесняйся, я на
суше видел не меньше, чем ты на воде. В обморок не упаду и стучать не побегу. Альзо?
Мазур поднял глаза – Кацуба таращился на него зорко, с
благожелательной подначкой – и чуть заметно кивнул, криво усмехнулся:
– Мой грех…
– Ну вот, а ты кобенился, – крайне буднично сказал
Кацуба. – Неуемный вы все-таки народ, водоплавающие: мало вам, что за
рубежами многострадального отечества жмуриков штабелями кладете, вам еще
непременно надо и в отпуске кого-нибудь зарезать. Как дети малые, честное
слово. Работнички ножа и топора… Ну, я тебе обещал мораль не читать, значит, не
буду. Я только себе позволю обратить внимание на крохотный нюанс… Ваша будущая
операция, о которой мне и знать не полагается, все, конечно, спишет. Но не дай
бог окажется, что вся эта катавасия связана как раз с вашим ночным рейдом в
район крайне престижных коттеджиков… Вот тогда для тебя есть определенный риск
нахватать неприятностей – в сугубо неофициальном порядке. Не пугает?
