– Когда ты ела последний раз? – Он постелил пару шкур на жесткую скамью, потом уселся рядом, накинул сверху другие и крепко обнял ее.
– Вчера, кажется, – пробормотала она, в полном блаженстве и покое уютно устраиваясь в его объятиях. – Но я не голодна! – Последнее было напрасно, потому что Адам уже выбирался наружу.
– Очень жаль, что мы не могли захватить с собой самовар, – проговорил он, спрыгнув на снег. Спустя некоторое время он вернулся, неся большую корзину с крышкой. Как только он захлопнул дверцу, кибитка тронулась.
– У нас есть сироп из красной смородины, – сообщил он, протягивая бутылку.
– Я бы предпочла водку, – сморщила она носик.
– Только не на пустой желудок. Выпей сироп. Сахар тебе полезен.
– В водке тоже есть сахар, – не уступала Софья, заглядывая в корзину. – А, так вот же она! – радостно воскликнула она, доставая желаемое.
Адам, откинувшись на стенку кибитки, смотрел, как она отхлебнула прямо из горлышка изрядный глоток крепкого напитка. За последние месяцы его время от времени посещало пугающее чувство, что прежней Софьи Алексеевны Голицыной больше не существует, она исчезла, превратилась в марионетку Дмитриева. Но сейчас рядом с ним сидела та женщина, которую он знал прежде. И это доставляло ему огромную радость.
Утерев рот тыльной стороной ладони, она рассмеялась:
– Так-то гораздо лучше. А сироп из красной смородины – для сосунков.
– Может быть, – улыбнулся Адам, пряча свои чувства. – Но в настоящее время он для тебя лучше, чем водка.
Софи вместо ответа еще раз приложилась к бутылке, после чего протянула ему. Глаза ее приобрели прежний блеск. Слегка насмешливо она поинтересовалась:
– Ну а теперь мне можно поспать?
Адам убрал бутылку обратно в корзину, а потом пристроил Софью к себе на колени, укрыл овчинами и крепко обнял обеими руками.
– Теперь можешь, – разрешил он, целуя в носик – единственное доступное место среди мехов.
Довольная, Софи почувствовала, как сами собой закрываются глаза и затуманивается сознание. Водка теплом разлилась по всему телу. Даже сквозь несколько слоев меха она слышала, как около щеки бьется его сердце, ощущала его руки. Пережитый ночью ужас истощил ее духовные силы в той же мере, как холод истощил ее тело. Как и почему произошло это волшебное спасение, ее пока не интересовало. Главное, что оно произошло. Она плыла в кольце любимых рук на волнах блаженного покоя, еле живая от усталости, в безопасности и полной уверенности в том, что так и должно было случиться с самого начала. Просто этому раньше мешали какие-то безобразные мелочи…
– Нет, нет, не уходи! Куда ты? – Внезапное движение вторглось в блаженный мир, куда она уже была готова отплыть, и нарушило ее сладкие грезы. Руки больше не обнимали се; тело, покойно угревшееся от его живого тепла, ощутило под собой холодную пустоту.
– Я должен поменять Бориса, – улыбнулся он се сонному негодованию. – Он правит санями больше часа.
– Но если ты уйдешь, я снова замерзну! – Она села и встряхнула головой, приходя в себя.
– Тогда тебе придется побегать, как договаривались, – бодро сообщил Адам, подтыкая под нее со всех сторон меховые полости. – Дай Борису водки и проверь, хорошо ли он одет. Должно быть, он очень замерз.
Софи мгновенно выбросила из головы свое эгоистичное желание удержать Адама рядом. Это желание пришло из тех грез и не имело никакого отношения к действительности.
– Да, конечно. – Дотянувшись до корзины, она вытащила бутылку. – Надеюсь, это у нас не последняя? Она так восхитительно согревает! – И опять сделала большой глоток.
– Всегда знал, что ты пьешь как лошадь, – усмехнулся Адам, спрыгивая на снег. – Водки достаточно, только постарайся не напиться так, чтобы себя не помнить. – Серые глаза внезапно потемнели; он больше не шутил. – Весьма скоро наступит момент, Софья Алексеевна, когда я должен буду убедиться, что вы полностью отдаете себе отчет в том, что произошло.
Софи вздрогнула, но на этот раз не от холода. Хотя смысл этого заявления о намерениях был им обоим вполне ясен, время, о котором он упомянул, и ощущение собственного балансирования на грани супружеской измены, последствия которой даже трудно было представить, внезапно ужаснули ее. Она испугалась любви. Подняв голову, она долгим взглядом посмотрела ему в лицо.
– Я тебя люблю, – спокойно выговорила она. – И можешь не бояться, что я нашла эту мысль на дне бутылки.
– Вы меня убедили, Софья Алексеевна, – медленно улыбнулся Адам. Повернувшись, он обнаружил Бориса, стоящего прямо у него за спиной. Мужик окинул его тяжелым оценивающим взглядом. Было ясно: тот не упустил ни единой мелочи из их последних слов. Медленный, едва заметный наклон головы дал понять Адаму, что он получил своего рода благословение. И это весьма кстати, с грустной усмешкой подумал про себя Адам, взбираясь на коренника. Если Борис Михайлов предпочел бы встать между мужчиной и Софьей, только смерть могла бы его сдвинуть с места.
Он дернул вожжи, и кибитка, поскрипывая по снегу, заскользила вперед. Деревянные полозья существенно замедляли движение; стальные, конечно, были бы гораздо лучше, но князь Дмитриев совсем не был заинтересован в особой скорости путешествия его жены. От этой мысли Адам вновь ощутил приступ глухой ненависти к Дмитриеву, оказавшемуся способным на такой варварский поступок. Впрочем, подобные чувства в данное время совершенно неуместны. Его гораздо больше интересовала другая сторона медали – а именно любовь, страстная любовь и ничего, кроме любви.
Тем временем Софья в кибитке заботливо обихаживала полузамерзшего Бориса, наваливая на него меховые шкуры, поднося бутылку водки к окоченевшим губам, пока он наконец не набрался сил, чтобы настойчиво запротестовать, заявив, что не дело госпожи ухаживать за своим слугой. Софи пренебрежительно рассмеялась:
– Тебе не идет говорить глупости, Борис. Ладно, если ты не хочешь спать, тогда расскажи, как графу удалось вызволить тебя из конюшни.
Когда настало время Борису снова поменяться местами с Адамом, тот сначала заставил Софью пробежаться рядом с санями в течение десяти минут. На этот раз он бежал рядом, взяв ее за руку, чувствуя, что и самому необходимо как следует разогреться, разогнать застывшую кровь.
Перед тем как стемнело, они наткнулись на разрушенную избу; к избе примыкал вполне целый амбар, со стенами и крышей. Борис направил кибитку в помещение. Спешившись, он в своей обычной манере пробурчал:
– Немедленно разводим костер. Надо обтереть лошадей, накормить их, поставить поближе к огню. К утру они будут как новенькие. – Продолжая что-то бормотать, он в первую очередь занялся животными.
Софья взяла на себя заботу о Хане. Адам набрал растопки и развел огонь в каменном очаге, расположенном прямо посреди амбара. Время от времени он бросал взгляды в ее сторону, наблюдая, как она постоянно что-то нашептывает коню, настолько поглощенная своей ласковой беседой с огромным животным, что даже человеческая любовь не может ей в этом помешать. Матерь Божья! Уж не ревнует ли он к жеребцу? Скривив губы в усмешке над такой нелепостью, Адам начал распаковывать тщательно уложенные седельные сумки.
