В прихожей появилась внушительная фигура князя Дмитриева. Он сразу же увидел свою жену – с распущенными по плечам волосами, в крестьянском домотканом сарафане, с ребенком на руках. Несколько долгих мгновений он словно впитывал в себя этот образ. Софи, почувствовав недоброе, не могла пошевелиться. Потом Дмитриев обратил внимание на заметно трясущегося старика.
– Я приехал за своей женой, – объявил генерал своим обычным холодным, бесстрастным тоном. – Не пытайтесь помешать мне. У вас нет на это права, а у меня как раз есть полное право принять необходимые меры по отношению к неверной жене.
Князь Голицын пришел в себя.
– Князь Дмитриев, – воскликнул он, делая шаг вперед, – я не позволю вам забрать Софью Алексеевну из моего дома. Страдания, которых она натерпелась от вас в прошлом…
– Она – моя жена! – с расстановкой повторил Дмитриев, по-прежнему не повышая тона. – Сколь бы я ни сожалел об этом, она преступница, и как муж я намерен примерно наказать ее за измену и за ее маленького ублюдка.
– Нет! – ужаснувшись ненависти и злобе, с которой были произнесены эти слова, вскинул протестующе руки Голицын. Мгновенно сверкнула сталь. Старик медленно повалился на пол; плечо его обагрилось кровью.
– Вы убили его! – Не помня себя и забыв о прижатом к груди ребенке, Софи бросилась вниз по лестнице и упала на колени перед неподвижным дедом со смертельно-бледным лицом.
– Я только задел плечо. От этого не умирают, – хладнокровно произнес ее муж. – Эй ты! – повернул он голову в сторону Анны, которая со стоном заламывала руки. – Позаботься о своем господине! – После этого схватил Софью за волосы и рывком поставил на ноги. – А ты убирайся наверх, в свою спальню, вместе со своим ублюдком, шлюха!
Чуть не упав от сильного толчка, Софья судорожно прижала к себе младенца, а свободной рукой ухватилась за перила. Он толкнул ее еще раз. Спотыкаясь, она пошла наверх, кусая губы, чтобы не разрыдаться в голос.
Когда они поднялись на площадку, из соседней комнаты с яростным криком выскочила Татьяна. В то же мгновение могучий удар Дмитриевского кулака в голову свалил ее с ног.
Боже милостивый, взмолилась про себя Софья. Не дай ему причинить зла ребенку! Мне все равно, что он со мной сделает, только не позволь ему мучить младенца! От очередного жестокого удара в спину она влетела в свою спальню и упала на пол. Дмитриев стоял над ней, наблюдая, как она пытается подняться на колени, прижимая к себе малыша. Он увидел в глазах ее ужас. На лице его появилось презрительное выражение, смешанное с глубоким удовлетворением.
– Вот теперь, дорогая, мы можем подвести некоторые итоги. Вы – шлюха, моя гулящая жена. – Неуловимым движением он нагнулся и выхватил у нее ребенка, успев оттолкнуть ее так, что Софи потеряла равновесие.
– Нет! – вскочила она на ноги с горящими от ярости глазами и бросилась отнимать дитя. Дмитриев хлестнул ее по лицу тыльной стороной ладони. Она покачнулась. Перстень рассек ей губу, но она едва ли обратила внимание на горячую струйку крови. Она снова бросилась на него. На этот раз удар свалил се с ног. Она зарыдала от боли и ужаса.
– Не двигайся и слушай меня! – прежним ледяным тоном произнес Дмитриев. Софи взмолилась, подавляя рыдания. – Тихо! – добавил он.
В отчаянии она умолкла.
– Я признаю твоего ублюдка своим. – Какой холод, какой смертельный холод… Словно в жилах у этого негодяя течет змеиная кровь… – Он вырастет моим наследником, но будет испытывать отвращение при одном упоминании имени его матери. Его ждут страдания, и он будет четко знать, что страдает из-за шлюхи, которая произвела его на свет.
Софи затрясло. Эти дьявольские слова резали душу как острые льдинки. Детский плач становился все громче. В ответ из груди начало сочиться молоко.
Дмитриев мерзко выругался. Шагнув к двери, он крикнул одного из своих людей. Тот прибежал запыхавшись.
– Забери это отродье! – почти кинул он заливающегося криком малыша на руки мужику. – Найди какую-нибудь бабу-кормилицу. Она поедет с нами в Петербург.
– Слушаюсь, барин. – Мужик перехватил поудобнее красное, вопящее, мокрое маленькое существо и вышел из комнаты.
Когда вопли младенца затихли, Софи съежилась, обхватив руками истекающую молоком грудь. После того как от нее оторвали сына, силы оставили ее окончательно. Она не могла шевельнуть пальцем; сознание отказывалось воспринимать этот дьявольский кошмар. Нет, это ужасный сон, сейчас она проснется – и все кончится.
– Вставай! – Очередной рывок за волосы, от которого загорелась кожа на голове, поднял ее на ноги. Лицо опухло от удара. – Где Данилевский?
Она покачала головой; Дмитриев снова рванул за волосы и хлестнул ее по лицу.
– Где он?
– Не знаю, – выдавила она, едва шевеля разбитыми, кровоточащими губами. – Он уехал в Могилев. – Софи сама не понимала, почему солгала, разве что из-за слабой надежды на то, что если Дмитриев убедится в отсутствии здесь Адама, ему не удастся обвинить его в прелюбодеянии. Без очевидных доказательств подобные обвинения недействительны.
– Впрочем, это дело не срочное, – пожал плечами князь. – В данный момент это не имеет значения. – Он холодно взглянул ей в лицо с таким брезгливым выражением, словно перед ним было какое-то отвратительное существо. – Что же касается вас, моя вероломная жена…
– Зачем? Зачем вы взяли меня в жены? – не выдержав, перебила его Софья. Этот вопрос преследовал ее с первой брачной ночи, когда он так оскорбительно ясно дал понять, что она его разочаровала, а она совершенно искренне не могла понять почему. Разочарование переросло в явное отвращение; она до сих пор оставалась в полном неведении, что она могла такого совершить, чтобы вызвать у него подобные чувства. Вот и сейчас он смотрел на нее с тем же хорошо знакомым отвращением. Сознавая, что всему тому, что называлось счастьем, пришел конец, она могла задать этот вопрос с удивительным спокойствием. Ответ не имел особого значения, но, по крайней мере, на пороге смерти она хотела бы разрешить эту загадку. – Зачем вы ухаживали за мной, шли со мной под венец, Павел, и когда вы поняли, что я вас разочаровала?
– На самом деле, – кисло усмехнулся Дмитриев, – я разочаровался в вас в первый момент, как вас увидел, – здоровую, наглую, с дурными манерами, без единого намека на утонченность и красоту вашей матери. Я ожидал, что возьму в жены дочь Софьи Ивановны…
– Зачем? – опять повторила она, горя желанием наконец узнать правду, несмотря на боль в лице, звон в ушах и истерзанную душу.
Взгляд его прозрачных, почти белых глаз устремился куда-то сквозь нее.
– Мне была нужна ваша мать, и я бы добился своего, если бы не вы. Вы убили ее, – Теперь Дмитриев смотрел ей прямо в глаза. – И тогда я решил, что вместо матери возьму ее дочь. – И вскрикнул, рванув ее за волосы: – А что получил! – От ярости, прозвучавшей в голосе, она съежилась, ожидая нового удара. – Мерзкую, бесчестную шлюху!
