— Почему бы нам не начать с вашего возраста? — сказал граф, отрезая поджаристый кусок индюшки и аккуратно перекладывая его себе на тарелку. При этом он делал вид, что не замечает жадного голодного взгляда Даниэль.
Что ж, назвать свой возраст и получить за это сочный кусок жареного мяса — хорошая сделка. И все же девушка продолжала колебаться. Тем временем его светлость зачерпнул из серебряного сосуда полную ложку вкуснейшего на вид соуса и принялся старательно поливать им индейку. Покончив с этим, он снова поднял голову и с невинным видом мягко сказал:
— А затем вы назовете мне свое полное имя.
И положил к себе на тарелку ложку жареного горошка с несколькими аппетитно подрумяненными картофелинами. Подумав, он взял графин с испанским вином и принялся медленно наполнять свой бокал багряным, пузырящимся напитком. Этого Даниэль выдержать не смогла.
— Семнадцать, — отрывисто бросила она.
— Не окажете ли вы мне честь, мадемуазель, отужинать вместе. Прошу к столу.
Граф поднялся, отвесил своей пленнице самый что ни на есть аристократический поклон и, обойдя вокруг стола, поставил массивный деревянный стул напротив тарелки со всякой вкуснятиной. Даниэль не пробовала ничего подобного уже недель восемь.
— Прошу вас, — еще раз галантно пригласил он девушку. Даниэль не спеша, с достоинством поднялась с кровати и села за стол.
— Но прошу вас, ешьте медленно, — предупредил Линтон. — Ваш изголодавшийся желудок еще не привык к нормальной пище, а я не хотел бы провести эту ночь, поддерживая вашу очаровательную головку над тазом.
Граф налил себе еще вина и, изящно подняв бокал двумя пальцами, сквозь стекло принялся наблюдать за девушкой. Очень скоро граф убедился, что его предупреждения были излишними. Даниэль оказалась обжорой не в большей мере, чем распутницей. Но все же в ней было еще больше загадок, чем Линтон уже успел разгадать. Поэтому он решил продолжить свой эксперимент.
— Надеюсь, вы намерены играть честно, мадемуазель, — мягко сказал граф. — И если не ошибаюсь, вы задолжали мне свое полное имя. Так?
Рука с вилкой, которой девушка хотела взять себе немного жареного горошка, застыла в
воздухе.
— Мне нужна только правда, дитя мое, — серьезно добавил граф.
Даниэль не могла скрыть испуга перед сверхъестественной способностью Линтона читать ее мысли. Граф понял это, и его темно-синие глаза, встретившись с ее карими, немного подобрели.
— Я — Даниэль де Сан-Варенн, — капитулировала девушка. Она понимала, что этот человек не удовлетворится только половиной ее истории. Не успокоится, пока не будет знать все. И добьется от нее правды, сломив любое сопротивление так же легко, как волна прилива смывает на своем пути хрупкую плотину.
Тлевшее в камине сырое полено вдруг вспыхнуло ярким пламенем, осветив взлохмаченные локоны Даниэль и придав розоватый оттенок ее спутанной прическе «под мальчика». Граф глубоко вздохнул, как будто о чем-то вспомнив.
— Вы дочь Луизы Рокфорд? — в упор спросил он.
Даниэль чуть заметно кивнула головой и прошептала:
— Да. Это моя мама.
— Таким образом, вы — Даниэль де Сан-Варенн, внучка Антуана, герцога Сан-Варенна. Так?
— Была ею.
Даниэль опустила взгляд в стоявшую перед ней тарелку. Граф же, посмотрев на нее с удивлением, вновь наполнил свой бокал.
— Была? Как это понимать?
— Мой дед умер.
— Насколько я помню, Луиза вышла замуж за его старшего сына. Таким образом, вы являетесь дочерью герцога де Сан-Варенна?
— Мой отец также умер.
Граф задумчиво потягивал вино из бокала. Итак, герцог умер. Тем не менее, Линтон не сомневался, что история девушки только начинается. Теперь надо было дать Даниэль возможность отдохнуть, прежде чем она сможет или захочет рассказать все остальное. Блеснувшие в ее глазах слезы не ускользнули от внимания графа. Но почему же, во имя чего дочь одного из старейших и знатнейших семейств Франции вынуждена вести жизнь голодного оборвыша в темных переулках Парижа?
— Вы научились говорить по-английски у своей матери?
Граф пододвинул к себе вазу с фруктами, взял одно яблоко и, изящно разрезав его на мелкие дольки, размешал в розетке с малиновым вареньем. «Интересно, когда эта девчушка в последний раз пробовала подобный десерт?» — подумал он. Линтон предложил такую же розетку Даниэль, но та отрицательно покачала головой.
— Хорошо. Закончите трапезу чуть позже. Может быть, аппетит проснется, когда вы освободитесь наконец от накопившегося в душе страшного груза.
Линтон вдруг поймал себя на странном желании: посадить эту несчастную оборванку к себе на колени, убаюкать, как маленького ребенка, и постараться утешить. Тогда, возможно, она ему все расскажет. Но — нет! Что бы Даниэль де Сан-Варенн ни испытала в своей жизни, это произошло, когда она уже стала взрослой. И выведать у нее что-либо простыми ласками или утешениями не удастся. Кроме того, не стоит форсировать события. Граф Линтон задумался.
Прошло несколько минут. И вдруг в наступившей тишине раздался тихий голос Даниэль.
— Говорите по-английски, дитя мое, — прервал ее Линтон. — Это поможет взглянуть на все происшедшее с вами со стороны и более беспристрастно.
Даниэль чуть заметно кивнула головой в знак согласия. Когда же заговорила вновь, голос ее звучал нерешительно и дрожал. Но мало-помалу девушка успокоилась. И тогда перед графом Линтоном начала развертываться фантастическая история, полная невероятных кошмаров, предвещавших в будущем нечто еще более страшное…
Глава 2
— Я выросла в имении своего дедушки в Лангедоке. Надеюсь, для вас не секрет феодальные порядки, все еще господствующие в провинции?
Даниэль украдкой бросила быстрый взгляд на графа. Тот утвердительно кивнул головой. Девушка глубоко вздохнула и продолжила свой рассказ:
— Земельные и прочие налоги, которые приходится платить крестьянам, устанавливаются самими владельцами. К тому же сюзерены имеют право в любое время пользоваться и без того мизерными наделами своих вассалов. Дедушка в этом отношении не составлял исключения. Мой отец с его братьями — также. Они не гнушались и принуждать к сожительству крестьянских девушек. Равно, как их матерей, если несчастные мужья и отцы осмеливались вступаться за своих домашних.
Даниэль облокотилась обеими руками о стол, положив подбородок на сплетенные пальцы. Она смотрела отсутствующим взглядом куда-то вдаль, а ее мягкий голос звучал грустно и монотонно. Только иногда в нем слышались саркастические нотки, хотя лицо девушки оставалось бесстрастным. Граф сидел неподвижно и внимательно слушал, ожидая дальнейшего развития описываемых событий. Правда, пока ничего нового для себя он не открыл. Все это было донельзя знакомо…
