В скромной кухне Джиллы, на фоне закопченных медных сковородок, горшков и гирлянд сушеного перца, которые свисали с полок, они смотрелись несколько странно.
У белой стены стояло два зонтика от солнца из ярко расписанного шелка. У одной из девушек были ярко-медные кудрявые волосы, собранные в высокую прическу, оплетенную ниткой жемчуга. У другой темные волосы были уложены замысловатым узлом и присыпаны золотистой пудрой. И только когда она повернулась к нему лицом, Яало перестал обращать внимание на изысканный внешний лоск и увидел чистую и ясную душу девушки — он уже видел ее однажды сквозь крикливый макияж и убогие лохмотья.
— Валира! Ты здорово выглядишь!
Дариос, который шел следом, остановился как вкопанный и в недоумении уставился на девушек, широко раскрыв глаза.
— Джойя и Валира — из Дома Сладострастия, — пряча улыбку, пояснила Джилла. — Девушки, познакомьтесь — это Дариос, ученик моего мужа.
— На нем одежда мага… — сказала вторая девушка звенящим от напряжения голосом.
— Он обучался в Гильдии, — объяснила Джилла. Девушка перевела взгляд на Лало, и тот отпрянул, увидев в ее глазах непередаваемый ужас.
— Хвала Сабеллии! Может, он сумеет мне помочь…
Дариос глянул на Лало. В его взгляде смешались испуг и профессиональный интерес. Художник немного успокоился. Может, магия и пугала его, но простая телесная красота больше не имела над ним силы. Ведемир сидел, откинувшись в кресле, и смущенно улыбался, ощущая неловкость от присутствия магии.
— Возьмите еще кусочек пирога, — предложила Джилла. — Вы, девочки, слишком печетесь о своих фигурках и едите что попало. Но с неприятностями лучше всего разбираться на сытый желудок. Вот погодите, приготовятся колбаски, и тогда мы нормально покушаем.
Валира поставила чашку на блюдце и рассмеялась.
— Я помню — вы кормили чуть ли не половину соседских детей, когда я была маленькой.
— Мне не есть хочется, а спать, — сказала Джойя.
Лало прокашлялся.
— Ну, тут я вам ничем помочь не могу. Так что у вас случилось?
Джойя смахнула с ресниц слезы, умудрившись не размазать при этом краску, и начала рассказывать.
— И такое случилось не только с Джойей, — добавила Валира, когда девушка закончила свой рассказ. — У Дори тоже был ночной кошмар, и еще кое у кого. Что ж, за последние годы мало осталось таких, кто не потерял бы дорогого человека. Мы, конечно, должны относиться ко всему этому как к профессии, только это бывает очень трудно, когда мужчина добр и заботится о тебе…
— Я желала живого Аглона! Почему его призрак хотел меня убить?
— Его призрак? А может, это все же было нечто иное, принявшее его форму? — спросил Дариос.
— Демон-любовник?! — Ведемир расхохотался. — Ив Доме Сладострастия? — Валира обожгла его взглядом, и молодой человек смутился. — Простите, девочки, но вы должны понимать, что…
Голос Джойи сорвался на крик:
— Надеюсь, призрак Аглона придет и за тобой, в казармы! Ты ведь был его другом!
Все умолкли.
— Аглон… — медленно проговорила Джилла. — Это имя почему-то кажется мне знакомым. Мы когда-нибудь с ним встречались, дорогой?
— Это один из тех парней, что помогали мне откапывать Дариоса, — с горечью сказал Ведемир. — Несколько дней назад ему перерезали горло во время рейда-проверки в Низовье.
— Он был такой славный, когда был жив, — всхлипнула Джойя. — Всегда такой добрый, вежливый, всегда мне что-нибудь приносил…
Лало вздохнул.
— Я сочувствую вашему горю, но только чем я могу помочь?
Если вы хотите изгнать демона, может, Дариос…
— Эх, я — всего лишь девочка для удовольствий, истеричный кусок соблазнительной плоти! Ну, конечно же, вы мне не поверили! — И Джойя разрыдалась по-настоящему, так что Ведемир даже любезно предложил ей свой большой носовой платок армейского образца, когда ее собственный платочек — изящный лоскуток батиста — промок насквозь. Девушка приняла платок, выразив благодарность взмахом длинных ресниц, но Лало понял, что этот жест был данью привычке, она едва ли обратила внимание на Ведемира.
Дариос решительно произнес:
— Я действительно экзорцист, признанный Гильдией Магов.
Если пожелаете, завтра я могу почистить ваши комнаты.
Джойя в изумлении широко распахнула глаза, Валира изогнула губы в усмешке и сказала:
— Ну вот, видишь, по крайней мере, хоть он принял твои слова всерьез. Может, пусть попробует?
— А на этой вот панели, — говорил Молин Факельщик, — я бы хотел, чтобы вы изобразили скрещенные мечи и копья на кайме мантии леди Дафны.
— Хаким не упоминал об этой детали композиции, — заметил Лало, переводя взгляд на набросок фрески, который только что закончил, и снова взял в руки грифель.. Он сдвинул на лоб свою соломенную шляпу, чтобы получше спрятать от солнца лицо. Сегодня был один из тех невыносимо жарких дней, когда солнце безжалостно поджаривало Санктуарий. Солнечный свет, отражаясь от снежно-белой оштукатуренной стены, до боли слепил глаза.
Меньше всего Лало хотелось работать над росписью наружных стен города в такую жару. Но договор есть договор. Факельщик захотел, чтобы Лало блеснул своим мастерством и украсил фресками наново оштукатуренные стены вокруг дворца.
— Вам платит не Хаким, — отрезал верховный жрец. Он отступил на пару шагов от стены, и служка, который держал над головой жреца широкий зонтик, отошел вместе с ним. «Что ж, вполне здравая мысль», — подумал художник. Они уже затянули неоконченную фреску куском парусины, чтобы прикрыть ее от любопытных глаз посторонних. Может, удастся раздобыть подходящий переносной тент для защиты от солнца. Факельщик повернулся.
— Не забывайте, я тоже там был. Или вы мне не доверяете?
Художник нахмурился. Он делал наброски по объяснениям рассказчика, не особенно задумываясь над тем, что рисует, как будто по его пальцам образы перетекали прямо из памяти старика на полотно. Эта картина выглядела правильной, истинной. А то, о чем говорил лорд Факельщик, не вписывалось в образ. И такое случалось уже не в первый раз.
К примеру, картина, на которой изображалось первое прибытие принца Кадакитиса в город, — на ней восходящее солнце заливало фигуру принца золотом своих лучей. Но ведь на самом деле принц въезжал в город через северные ворота. И Лало, вместе со всеми остальными жителями города, сам был там и своими глазами видел прибытие принца. Он все же изменил картину так, как хотелось верховному жрецу, но после этого остался такой же неприятный осадок на душе, как и сейчас. Это было не правильно. Он задумался о тех узорах, которые ему велели изобразить на парадных щитах стражей из гвардии принца. Вроде бы такие незначительные детали… Во всяком случае, раньше он не обратил бы на это особого внимания. А вдруг за этим стоит что-то большее? Лало вздрогнул — несмотря на ужасную жару, его почему-то вдруг пробрала дрожь. Сейчас ему стало казаться, что Дариос предупреждал его вовсе не напрасно.
