Ослепленный яростью, Кальделас повернул коня и помчался к Регулесу, поручив дону Рафаэлю остановить бегущих.
Тем временем Корнелио, которого сражение вовсе не привлекало, скакал по большому маисовому полю, расположенному несколько выше остальной части равнины. Высокие маисовые стебли совершенно скрывали его от вражеских взоров; но они же мешали ему самому видеть обстановку, вследствие чего, проехав поле, он, к своему ужасу, неожиданно очутился перед испанскими войсками. В испуге повернул он коня и хотел опять скакать к маисовому полю, но внезапно увидел испанского всадника, который мчался с пистолетом в руке, оглашая окрестность бешеными проклятиями, и хотя он, по-видимому, не обращал никакого внимания на дона Корнелио, однако последнему показалось, что неприятельский всадник мчится именно на него или по крайней мере хочет отрезать ему отступление.
Тогда капитан собрал все свое мужество, ринулся на испанца с опущенной пикой и с энергией отчаяния нанес ему такой сильный удар в грудь, что тот замертво свалился на землю. Горестный крик раздался в ушах Корнелио, который тотчас же дал тягу; но тут же услыхал за спиной чей-то грозный голос и хриплое дыхание коня. Оцепенев от ужаса, он бросил свою пику, чтобы облегчить бегство, но странное хрипение коня слышалось все ближе и ближе. Вот он уже почувствовал на своем затылке горячее дыхание лошади, голова ее поравнялась с головой его собственного коня, чья-то рука схватила его за воротник и в одно мгновение перекинула на седло вражеской лошади.
Дон Корнелио увидел над собой сверкающее острие кинжала и, думая, что пришел его последний час, закрыл глаза, как вдруг рука, державшая кинжал, остановилась, и чей-то голос воскликнул:
— Клянусь небом! Дон Корнелио!
Капитан открыл глаза и в свою очередь узнал дона Рафаэля, с которым когда-то встретился на дороге в Лас-Пальмас.
Хотя полковник был сильно разгневан на убийцу своего товарища по оружию Кальделаса — так как он-то и сделался жертвой отчаянного удара пикой, — но в выражении лица Корнелио было столько комического, весь его вид обнаруживал такую невинность, что гнев дона Рафаэля мгновенно унялся.
— Благодарите Бога, — сказал он своему беспомощному противнику, — что вы попали в руки человека, которому прежние воспоминания мешают отомстить вам за смерть генерала Кальделаса, храбрейшего из испанских предводителей!
С этими словами дон Рафаэль опустил капитана на землю и прибавил, делая прощальный знак рукой:
— Будьте здоровы, сеньор; жалею, что не имею времени расспросить вас, как это случилось, что такой мирный студент, выражавший когда-то столь сильное отвращение к восстанию, превратился в офицера мятежников.
На губах Корнелио вертелся подобный же вопрос относительно дона Рафаэля, но хмурый взгляд полковника заставил его прикусить язык.
Громкий крик торжества, раздавшийся на поле сражения, прервал их беседу.
— Ах, дон Рафаэль! — воскликнул бывший студент. — Если мы побеждены, то я ваш пленник.
— Я имею основание опасаться, что победа отнюдь не на стороне испанцев, — возразил полковник с некоторой горечью, которую и не стремился скрыть.
В то же время он дернул узду и хотел ускакать, но за маисовым полем внезапно явился конный отряд восставших, и Косталь громко закричал.
— Господин полковник! Дон Корнелио здесь… невредим!
В ту же минуту Рафаэль был окружен неприятелями, и положение его сделалось столь же опасным, как положение его противника за минуту перед тем. Его пистолеты были разряжены; обломанная шпага была им брошена; оставался только кинжал.
В этих кровопролитных битвах старались взять как можно меньше пленных; так что даже сдавшихся врагов убивали. Поэтому Рафаэль уже готовился подороже продать свою жизнь, как вдруг знакомый голос крикнул дону Корнелио:
— Победа наша! Скачите скорее к Морелосу, капитан! Генерал желает поздравить вас с победой над храбрым испанцем, гибель которого была замечена как друзьями, так и врагами и, может быть, значительно ускорила нашу победу.
Рафаэль тотчас, и не без удовольствия, узнал в говорившем полковника Валерио; тот тоже узнал королевского офицера. Тем не менее слишком гордый для того, чтобы просить пощады даже у человека, которому был обязан жизнью и которому сам спас жизнь, дон Рафаэль так бешено бросился на Валерио, что, без сомнения, опрокинул бы его, если бы чья-то рука не схватила его коня под уздцы. Это была рука капитана Корнелио, который с опасностью быть раздавленным бросился между конями противников.
— Полковник Валерио, — воскликнул капитан, — я не знаю, что вы хотите сказать, приписывая мне участие в нашей победе, но если я заслужил право на какую-то награду, то прошу об одной: освободите этого офицера!
— Я никого не прошу о милости, — надменно перебил его Рафаэль.
— Но вы, конечно, не откажетесь пожать мою руку? — сказал Валерио, протягивая руку полковнику.
— Победителю — никогда! — воскликнул полковник, тем не менее невольно тронутый словами врага.
— Здесь нет ни победителя, ни побежденного, — возразил Валерио с тем взглядом и тою улыбкой, которые привлекали к нему сердца всех, — здесь есть только человек, сохранивший прекрасное воспоминание.
— И другой, который также ничего не забыл! — горячо воскликнул дон Рафаэль, схватив все еще протянутую ему руку.
— Пропустите полковника дона Рафаэля, сеньоры! — приказал после этого Валерио. — Я надеюсь, что всякий забудет о том, что здесь только что произошло.
Затем он сделал полковнику прощальный знак своей шпагой; смущенный дон Рафаэль отвечал ему благодарным взглядом, пожал руку Корнелио, холодно поклонился остальным и ускакал.
Между тем на поле сражения войска Валерио преклонили колена, чтобы поблагодарить Господа, избавившего их от такой долгой и тягостной осады. Воодушевленные их примером, войска Морелоса сделали то же. Дон Рафаэль отъехал еще не слишком далеко, так что мог слышать пение восставших. При этом глаза его наполнились слезами. Он не мог не сказать самому себе: «Если бы ты повиновался только желаниям своего сердца и не должен был исполнить свой долг, твой голос присоединился бы к этим голосам и вместе с ними благодарил Бога за победу».
Скоро, однако, он отогнал от себя эти мысли и, вспомнив об отпуске, полученном от генерала еще перед сражением, решил немедленно отправиться в гасиенду Дель-Валле, чтобы там, во-первых, укрепиться душою на могиле отца, а во-вторых, снова начать преследование бандитов Арройо и Бокардо.
«Пусть Бог защитит того, кто исполняет свою обязанность», — подумал он, пуская в галоп своего коня.
Глава XI. ЛАГЕРЬ БАНДИТОВ. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
Вечером того же дня, в который дон Рафаэль пустился в свой опасный путь через провинцию Оахака, которая за исключением лишь главного города уже полностью принадлежала восставшим, дон Корнелио в сопровождении своих неразлучных друзей Косталя и Брута тоже ехал по направлению к городу Оахаке. Капитан был одет в простой дорожный костюм, скрывший его настоящее положение. Он должен был исполнить одно опасное поручение, которое генерал Морелос доверил ему в знак благодарности за то, что он сразил Кальделаса в честном бою.
