— Попытаюсь! — проговорил Фабиан и улегся, в свою очередь, подле Хосе, который все еще спал непробудным сном. Вскоре, под влиянием реакции тех сильных потрясений, какие ему пришлось пережить, разбитый и физически, и нравственно, молодой человек невольно поддался усталости, глаза его сомкнулись, — и он заснул тем крепким, здоровым сном, которым отличается только молодость.
XVII. НЕОЖИДАННЫЙ ВЕСТНИК
Прошло полчаса, отдаленная перестрелка усилилась и разбудила только что уснувшего Фабиана. Хосе тоже проснулся и подошел к Розбуа.
— Что там?
— Послушай сам!
— То же самое мы слышали прошлой ночью на островке, — заключил спустя несколько мгновений испанец. — Однако эхо выстрелов как будто отдается по всей равнине! Вероятно, несчастные мексиканцы не сумели отстоять своего лагеря и теперь вынуждены спасаться бегством. В таком случае, практически каждый выстрел означает убитого, и апачи соберут обильную жатву скальпов. Беда, если индейцы их всех истребят, ведь близость лагеря авантюристов до сих пор способствовала нашим удачам. Напрасно мы остались здесь на лишнюю ночь! Напрасно!
Хосе не ошибался: лишь благодаря тому, что внимание команчей было целиком привлечено экспедицией дона Эстебана, охотникам удалось добраться до священной могилы.
Выстрелы становились как будто слышнее, и не исключалась возможность, что какой-либо незадачливый беглец привлечет сюда индейскую погоню.
— Будь их не более двух десятков, — сказал Розбуа, — никто из них не добрался бы до нас! Кстати, Фабиан, давно хочу тебе дать добрый совет, которым ты, надеюсь, не пренебрежешь. Уж слишком ты пылок в схватке, мой мальчик! Опасность словно опьяняет тебя, и ты становишься отважен до безумия. Однако заметь себе: неоглядная отвага так же легко может привести воина к гибели, как и нерешительность в бою. Бой требует не только напряжения всех физических сил, храбрости и даже ярости, но также трезвого расчета, смекалки и осторожности. Знаю, как трудно порой удержаться, чтобы не пустить в ход заряженное оружие. Тем не менее помни, нам следует стрелять по очереди, и третий должен непременно выждать, пока двое других не зарядят свои винтовки. В превосходстве этого маневра Хосе, к примеру, убедился не один раз. Таким образом, каждый из нас возьмет на себя шестерых противников, если же их будет больше — дело примет скверный оборот. Ведь после шести выстрелов ружейный ствол накаляется, в нем скапливается сажа, и пуля отклоняется от цели. Со мной такие переделки случались: целишь, бывало, в глаз, а попадаешь в лоб. Впрочем, тебе не следует быть столь щепетильным на сей счет, ты можешь целить в грудь, это хотя и не столь лестно для твоего самолюбия, зато надежно!
Пока Красный Карабин наставлял своего приемного сына, ружейная пальба начала отдаляться и вскоре смолкла.
— Свежеет, — продолжал канадец, — ветерок пахнет зеленью, и шакалы перестали кричать: значит, рассвет близок. Через полчаса в дорогу; выберем маршрут, когда рассветет. Чтобы не наткнуться на индейцев, необходимо разобраться в следах, а для этой цели рассветные часы самые благодатные — роса хорошо держит следы. Давайте-ка пока подкрепимся.
Когда охотники покончили со своим более чем скромным завтраком, состоявшим из горсти пиноля, Фабиан решил, что пора наконец доверить свои планы на будущее человеку, которого глубоко уважал, вновь успел полюбить и почитал как приемного отца.
— Дорогой отец! — начал Фабиан. — Розбуа! Это имя я неизменно всегда произношу с радостью и благодарностью. Вы жили и в больших европейских городах и в диких краях, а потому можете судить и о тех и о других.
— Верно, в течение моей пятидесятилетней жизни я имел возможность сравнить блеск городов с великолепием саванн.
— Большие города с десятками тысяч людей, должно быть, представляют собой заманчивое зрелище, — мечтательно проговорил Фабиан. — Великолепие дворцов, красота площадей, многолюдье улиц! Каждый день что-то новое, необычное! Там приятно жить, Розбуа?
— Разумеется! — саркастически усмехнулся канадец. — Суета городских улиц, где вечно спешащая толпа прохожих мешает пройти, где неумолкаемый шум экипажей оглушает и сбивает с толку — все это прелестно! Конечно же, великолепны дома, в которых воздух и свет, щедро наполняющие просторы саванн, уделяются каждому по скупой мерке и в которых бедняк умирает с голоду на своем убогом ложе в то время, когда развратный мот дает роскошный обед для таких же, как он сам, бездельников…
Канадец внезапно умолк, осознав, что такими разглагольствованиями лишь сбивает молодого человека с толку, однако неожиданно для самого себя заключил:
— В общем, я не прочь провести остаток своих дней и в городе.
Хосе громко кашлянул, а Фабиан подумал, что не совсем понял Розбуа, и спросил:
— Неужели жизнь в лесу потеряла всю ту прелесть, которой вы неизменно восхищались?
— Как тебе сказать, — смущенно заметил Красный Карабин. — Это и в самом деле прекрасная жизнь, не будь человек вынужден каждую минуту быть готовым погибнуть от голода и жажды, не говоря уже о постоянной опасности лишиться скальпа под ножом индейца.
Хосе снова многозначительно кашлянул несколько раз.
— А, помнится, прежде, — удивился Фабиан, — ваши суждения, дорогой отец, несколько отличались от теперешних!
— Да не верьте вы ему, дон Фабиан! — не выдержал наконец Хосе. — Неужто человек, посвятивший себя охоте на выдр и бобров, ягуаров и пантер, предпочтет город саванне? Неужто вы не видите, что несчастный Розбуа старается разыграть ради вас эту жалкую комедию? Разве не ясно, что он решил, будто для молодого аристократа, каковым вы можете сделаться в Мадриде, было бы великой жертвой обречь себя на жизнь с такими лесными бродягами, как мы?
— Молчи, Хосе! — загремел гигант, вскакивая, точно внезапно выросший дуб.
— Ну, уж нет! — упрямо продолжал испанец, обращаясь в основном к Фабиану. — Представляете себе Розбуа в городском доме, как в клетке? Разве такое мыслимо? Ведь он хочет намеренно обмануть вас, не будучи в состоянии обмануть себя! Ему нужен безграничный простор и возможность передвигаться свободно, подобно птице! Ему нужен воздух саванн, пропитанный благоуханием трав! Ему нужно порой слышать воинственный клич индейцев! Нет, нет, дон Фабиан, могучий лев не может умереть на соломе, как какой-нибудь лошак!
— И это правда, — горестно вздохнул Розбуа, понурив голову. — Но, по крайней мере, рука моего мальчика закрыла бы мне глаза! Я умер бы не в одиночестве!
— Черт подери, а я! — с жаром воскликнул Хосе, искренне тронутый печалью друга. — Разве я не с тобой? Я, который вот уже десять лет любит тебя как брата, сражается бок о бок с тобой и терпит все лишения и невзгоды? Разве я покину тебя?
И Хосе крепко сжал руку канадца.
— Да, друзья мои, — вмешался Фабиан, — за эту ночь я многое передумал. Страшная смерть двух белых, по нашему суду, дала мне урок, которого я не забуду до кончины! Я видел, как знатный и гордый испанский гранд встретил горькую, бесславную смерть здесь, в глухой пустыне, а корыстолюбивый бандит нашел могилу над грудами золота, возбуждавшими в такой мере его вожделения, что ради них он не гнушался никакими преступлениями. И что же им осталось в результате, чего они достигли?
