Старый охотник поднял голову и взглянул на Фабиана с выражением не то нежности, не то робкого удивления, словно он не доверял своим ушам.
— Продолжай! — мог только он произнести слегка дрожащим голосом.
— Богатство, — продолжал Фабиан, — как я убедился, имеет цену лишь постольку, поскольку оно добыто собственным трудом. А какою ценой оно досталось мне? Имею ли я нравственное право на него, да если и имею, что оно даст мне? Нет, это золото кажется мне теперь омерзительным, так как я вынужден был пролить кровь, чтобы воспользоваться наследием умерших, — и потому я не хочу дотрагиваться до него!.. Детство мое, как вы оба утверждаете, было окружено роскошью и богатством, но я забыл об этом, а помню лишь дни моего трудного детства, моей скромной юности в бедной семье. Теперь я один в своем роде и волен в своих поступках, и хотя, конечно, еще очень молод, но за мной лежат уже могилы, которые мне надо забыть! Дорогой мой отец, дорогой друг! Я прошу у вас, как милости, позволить мне остаться с вами, в бескрайних пустынях, чтобы разделить с вами опасности и радости вольной, независимой жизни, которую нельзя заменить ничем. Скажите же мне, Розбуа, скажи, Хосе, вы оба хотите этого?
— Черт возьми! Хочу ли я?! — воскликнул бывший микелет голосом, которому он старался придать оттенок насмешливости, как делал всегда, когда хотел скрыть овладевшее им волнение. — Конечно, хочу!
— А вы, отец мой, почему вы молчите? — тихо спросил молодой человек.
Действительно, канадец оставался нем и неподвижен. Подавленный радостью неожиданного осуществления своей заветной мечты, он положительно не в состоянии был выговорить ни слова, он лишь широко раскрыл свои объятия, и наконец промолвил тихим, проникновенным голосом:
— Фабиан, сын мой! Обними меня!
И молодой человек почувствовал, что очутился в сильных объятиях гиганта, судорожно прижимавшего его к груди.
Новая жизнь начиналась для Красного Карабина: он нашел наконец свое возлюбленное дитя, нашел, чтобы уже больше не расставаться с ним.
— Ты избрал себе лучшую долю, сын мой, — проговорил старый охотник, отирая невольно выкатившиеся из глаз слезинки. — Я и Хосе — уже в возрасте, поэтому не удивительно, что предпочли жизни в душных городах жизнь на вольном воздухе, в лесах и степях, где человек только и чувствует себя настоящим царем природы. А ты еще молод, однако сразу понял и оценил прелесть жизни на природе. Действительно, золото и богатство иссушают душу человека и ослабляют его тело… В пустыне — все иначе! Усмирять диких мустангов, ловить рыбу в реках и озерах, охотиться в лесах, в лугах и прериях, не имеющих предела и владельца; тягаться в хитрости со своими врагами и побеждать своей ловкостью, затем, после дневных трудов, при свете жаркого костра и ласковом мерцании звезд, мечтать под бездонным сводом ночного неба о Божием величии и чудных тайнах природы; прислушиваться к голосу ветра, шуму деревьев и рокоту вод — этой беспрерывной чудной мелодии, какую природа напевает человеку и которую беспощадно заглушает для него шум городской жизни с ее мелкими суетными интересами и заботами! Разве это не истинная жизнь, не истинное назначение всякого гордого и независимого человека? Разве эта участь, дорогой сын мой, недостойна отпрыска славного рода графов де Медиана?!
— Слышишь, Хосе? — окликнул молодой человек. — Можно ли предложить мне что-либо лучшее? Разве городская жизнь даст мне больше счастья, чем жизнь среди лесов и степей, среди величественной и живой природы?!
— Нет, говоря по чести, нет! — отвечал испанец. — Даже чин капитана королевских микелетов, о котором я когда-то мечтал, и тот не мог дать мне больше счастья я удовлетворения!
— Поверь мне, Фабиан, — с увлечением продолжал Красный Карабин, — первая шкура убитого тобой бобра, за которую ты выручишь обычную ее цену, доставит тебе несравненно больше радости, чем целый мешок золота, набранный здесь! Я сделаю из тебя такого же искусного стрелка, каким сделал Хосе, и мы втроем будем делать прекрасные дела! Теперь нам не хватает только доброй кентуккийской двустволки, но я надеюсь, что найдется какая-нибудь щедрая душа, которая доверить ее нам в кредит!
— Чего же мы еще ждем? Не пора ли в путь?! — спросил Фабиан с улыбкой, вызванной простодушной наивностью канадца, который рассуждал о том, как бы ему поверили в долг незначительную сумму, тогда как у его ног лежали неисчислимые сокровища, о которых он даже и не вспомнил.
— Пусть себе говорит, — вполголоса проговорил Хосе, добродушно посмеиваясь и тихонько подталкивая Фабиана локтем. — Пусть говорит, а я все-таки захвачу малую толику, чтобы заплатить чистоганом за двустволку. А остальное золото, чтобы оно не соблазняло жадных взоров разных разбойников, следует прикрыть.
Пока Розбуа и Фабиан собирались в дорогу, Хосе спустился с пирамиды и проник сквозь заросли в долину. Он сунул в карман первый подвернувшийся под руку самородок с грецкий орех величиной, разбросал собранную Кучильо груду золота, а сарапе бандита свернул и перебросил через кусты. Потом он присыпал россыпь песком, набросав поверх веток и сухой листвы, тщательно замел все следы пребывания в долине людей и возвратился к восточному склону пирамиды.
Неожиданно донесшийся со стороны речной развилки частый перестук копыт бешено скачущего коня насторожил охотников. Хосе поспешно присоединился к своим спутникам.
Необъяснимая тревога сжала на мгновение сердце канадца, но он не подал виду.
— Вероятно, какой-нибудь беглец из мексиканского лагеря направляется в эту сторону! — проговорил он совершенно спокойно, хотя сам не верил своим словам.
— И дай-то Бог, чтобы не было чего-нибудь более худшего, — вмешался Хосе, — меня и то удивляет, что эта ночь прошла так спокойно, когда здесь повсюду шатались индейцы и белые разбойники, алчность которых разжигает это проклятое золото.
— Вот теперь я уже вижу всадника! — воскликнул Фабиан вполголоса. — Но еще не могу различить, друг ли это или недруг, уверен только, что это белый, а не индеец!
Всадник мчался вперед с быстротой ветра и, казалось, должен был миновать пирамиду, оставив ее далеко в стороне, как неожиданно круто повернул и понесся прямо к индейской гробнице.
— Гей! Кто ты такой? — окликнул его Красный Карабин по-испански.
— Друг! — отозвался всадник, и по голосу охотники сразу узнали в нем Педро Диаса. — Слушайте меня, — кричал он, — и постарайтесь воспользоваться тем, что я вам сообщу!
— Хотите, мы спустимся к вам? — продолжал Розбуа.
— Нет, нет, а то, пожалуй, вы не успеете вернуться наверх, в свою природную крепость: индейцы разгромили лагерь, наши товарищи почти все перебиты; я чудом уцелел…
— Мы слышали сегодня ночью перестрелку… — вмешался Хосе.
— Не прерывайте меня, — воскликнул Диас, — время не терпит: я сейчас случайно столкнулся с одним мерзавцем, которого вам не следовало выпускать из рук. Это — Бараха, он ведет теперь на вас двух степных пиратов и индейцев-апачей, число которых мне неизвестно. Я успел их опередить всего на считанные минуты. Они следуют за мной по пятам. Прощайте! Вы пощадили меня, когда я был вашим пленникам, и я от души желаю, чтобы мое предостережение послужило вам на пользу! Я же спешу теперь предупредить моих друзей, которым также грозит опасность; это мне известно потому, что негодяи, которые гонятся за мной следом, не скрывают своих намерений. Если вам удастся бежать отсюда, направляйтесь скорее к Развилке Красной реки, где найдете славных парней! Они вас…
