— А тот апач, боровшийся с догом, не мешал вам в этом случае?
— Черт возьми, ты, я вижу, не любишь иносказаний мой друг! — возразил охотник. — Я же сказал, что помог Озо и прикончил его! Итак, я прыгнул вслед за индейцем, но на этот раз борьба продолжалась недолго. Все индейцы, подобно стае летучих мышей перед солнцем, разбежались во все стороны, за исключением — спешу предупредить твое возражение — мертвых, которые, разумеется, остались лежать на своих местах. Впрочем, таковых оказалось больше, чем спасшихся бегством. Тут я увидел перед собой и того человека, которому обязан тем, что рассказываю тебе эту историю.
— Значит, это был демон?
— Нет, это был команч! Покончив дело, он встал передо мной неподвижно, стараясь, но тщетно, скрыть свое торжество, от которого у него раздувались ноздри и сверкали глаза. «Это Кровавая Рука и Эль-Метисо в союзе с апачами напали на караван белых с целью отнять их товары! — проговорил он наконец. — „Кто такие кровавая Рука и Эль-Метисо?“ — спросил я команча. — „Два степных разбойника, один — бледнолицый, другой — его сын от краснокожей собаки западных степей. Сегодня же вечером, когда ты расскажешь в президио, что сделал для белых, положившихся на его слово, Сверкающий Луч последний пойдет по следам разбойников в сопровождении двух своих воинов и захватит их“. — „Непременно расскажу о твоей честности и отваге!“ — заверил я команча. Надев затем на Озо намордник, — закончил свой рассказ охотник, — я вместе с индейцем возвратился в президио. У меня в мыслях был обет, данный мной Мадонне, а индеец ехал молчаливый как рыба. В президио я всем рассказал о подвиге индейца, которому в тот же день были возвращены заложники. Затем я, во имя исполнения своего обета, прибыл сюда и с того времени не видал Сверкающего Луча.
— Жаль, — заметил Рамон, — мне хотелось бы знать, что сталось с этим молодцом! Сколько же времени продолжалась ваша поездка с приключениями, сеньор Энсинас?
— Пять дней!
В эту минуту прибыли слуги гасиендеро и занялись приготовлением ночлега для путешественников, которые, по их словам, находились на расстоянии не более полумили.
III. БЕЛЫЙ СКАКУН ПРЕРИЙ
Движимые любопытством, охотники отложили свой отъезд, к величайшему удовольствию юного кандидата в искатели приключений, рассчитывавшего, что в таком случае Энсинас, пользуясь досугом, наверно, расскажет ему еще одну историю. Но бедному малому суждено было жестоко разочароваться. Потому ли, что у охотника иссякла память, или ему просто надоело рассказывать, но только Энсинас, утомленный бессонной ночью, закрыл глаза и погрузился в глубокий сон.
Мы, в свою очередь, воспользуемся этим промежутком, чтобы сообщить читателям некоторые подробности относительно охоты за дикими мустангами, практикуемой в северо-западных провинциях Мексики.
Подобная охота представляет одно из самых любопытных зрелищ, какие только могут дать те далекие страны. Она обыкновенно начинается в ноябре или декабре, то есть в такое время года, когда естественные водохранилища, вследствие проливных дождей и таяния горного снега, опять переполняются водой, а в прерии, благодаря теплу и влаге, вырастает особый род злаков — любимой пищи мустангов.
От охотников в этом случае требуются три качества, необходимых для успешности предприятия: хитрость, настойчивость и тот инстинкт дикаря, который мы назовем «наукой пустыни». Для охоты собирается обыкновенно шестьдесят-сто вооруженных людей, которые запасаются ручными лошадями и провиантом дней на двадцать или на месяц, не менее, так как подобные экспедиции по необходимости действуют в местах, отдаленных от человеческого жилья.
Охотники пускаются в путь, разделившись на мелкие отряды по семь-восемь человек в каждом. В течение десяти-двенадцати дней они разъезжают по огромной прерии и лесам до тех пор, пока не наткнутся на следы табуна. Впрочем, эти следы легки для распознавания по тем опустошениям, которые производит любой табун мустангов при прохождении по лесу.
Найдя так называемую кверенсию
[77]
, охотники разыскивают водопой, который, естественно, должен существовать где-либо поблизости: дикие лошади не любят подолгу оставаться в местах, где ощущается недостаток воды, так как последняя служит для них не только средством утоления жажды, но и главнейшим лекарством от многочисленных болезней. Человеку найти такой водопой не так-то просто: среди безводной равнины и непроходимых лесов европеец рискует сто раз умереть от жажды, прежде чем ему удастся найти воду. Но лошади, руководясь своим врожденным инстинктом, всегда отыскивают какой-нибудь пруд или озеро, обыкновенно в диком, труднодоступном месте. Впрочем, постоянное наблюдение природы вырабатывает и у жителей пограничных с пустынями местностей почти столь же удивительный инстинкт или то, что мы назвали «наукой пустыни».
Когда один из отрядов охотников найдет водопой, он сзывает остальные отряды к этому месту посредством системы зарубок на деревьях, заменяющих сигналы. Тогда начинаются приготовления к охоте.
Как мы уже говорили в предыдущей главе, охотники первым делом срубают прочную эстакаду, снабженную со стороны водопоя закрывающимся входом.
Эта операция продолжается, смотря по количеству и энергии охотников, дней десять-двенадцать, в течение которых они стоят в лесу лагерем. Затем начинается и сама охота.
Лошади скоро догадываются о присутствии человека в их местах, а потому, с целью не дать им удалиться, охотники оцепляют их кругом в несколько миль ширины и начинают гнать испуганных животных обратно к кверенсии.
За исключением восьми вакеро, дожидавшихся прибытия дона Августина, остальные двадцать принимали участие в гоне. Так как последний должен был продолжиться несколько дней, то спрятанным близ эстакады вакеро было поручено следить за тем, когда лошади станут приближаться к водопою.
Пока Энсинас спал, к величайшему неудовольствию новичка, слуги раскинули походные палатки, выбрав для этого наиболее затененное место в лесу, чтобы не испугать диких лошадей. Едва они покончили с этим делом, как прискакавший слуга известил о прибытии сеньоров.
Через несколько минут на лужайку въехала кавалькада всадников. Было уже около часу пополудни. Солнце почтя отвесно слало свои раскаленные лучи на поверхность озера. Это было время, когда вся природа, истомленная полуденным зноем, словно задремывает; когда все смолкает в лесах и на равнине, и только мириады кузнечиков неумолчно трещат свою монотонную песню в траве.
Несмотря на усталость, сенатор поспешил сойти с коня и подать руку донье Розарите, которая, полупечальная-полуулыбающаяся, скользнула с седла на руки Трогадуроса, а потом грациозно спрыгнула на землю.
Опираясь на руку своего кавалера, молодая девушка прошла в голубую палатку; ее отец остановился, чтобы расспросить вакеро, сбежавшихся навстречу ему. Окинув взглядом знатока палисад и его положение относительно положения озера, дон Августин наконец и сам вошел в палатку для отдыха.
