Проходя мимо охотников за бизонами, Розарита бросила на их несколько странное одеяние и дикий вид изумленный и даже испуганный взгляд. Но дочь пустыни слишком хорошо знала ее обитателей, чтобы сразу не признать профессии Энсинаса и его грубых на вид товарищей. Посмеявшись над своим минутным страхом, молодая девушка приподняла портьеру палатки и скрылась.
Часов в пять вечера отдохнувшие путешественники снова появились на лужайке.
Бизонье озеро приняло тогда вид более мирный, но не менее живописный. Голубая палатка доньи Розариты, стоявшая на берегу озера рядом с палатками отца и сенатора, отражалась в зеркале вод среди отражений окрестных предметов.
В тени леса бродили вьючные лошади, мирно пощипывая траву. Из-за стен палисада выглядывали морды спрятанных там лошадей охотников за бизонами. Наконец, оба путешественника, спешившие приветствовать донью Розариту, вышедшую из палатки и похожую в своем белоснежном платье на одну из лилий, которыми было усеяно озеро, — все вместе представляло картину, достойную кисти живописца.
Охотники за бизонами седлали своих лошадей, готовясь начать свой трудовой день, который для других уже кончился, как вдруг ворчанье дога обратило на себя внимание.
— Что такое, Озо? — спросил Энсинас. — Или по близости индеец?
— Индейцы! — в ужасе вскричала Розарита. — Разве они встречаются в здешних краях?
— Нет, сеньорита, — ответил Энсинас. — Пока не видно никаких следов их присутствия, если только они не путешествовали, подобно диким котам, перепрыгивая с дерева на дерево. Эта собака…
Охотник с гордостью кинул взгляд на своего дога, который, с горящими глазами и ощетинившись, яростно бросился вперед, но, сделав два-три прыжка, возвратился назад и улегся, продолжая, однако, рычать.
Хотя, очевидно, собака учуяла или заметила что-то подозрительное, Энсинас поспешил успокоить встревоженных путешественников.
— Эта собака, — продолжал он, — выдрессирована для борьбы с индейцами и чует их издали. Видите, она замолчала; значит, она обманулась. Теперь нам остается лишь распроститься с вашей милостью, пожелав вам счастливой охоты!
Пока Энсинас подтягивал подпругу своей лошади, готовясь сесть на нее, в чем подражали ему и остальные трое его товарищей, Розарита о чем-то оживленно шептала отцу на ухо. Тот сначала было пожал недоуменно плечами, но, взглянув на умоляющее личико дочери, улыбнулся и, видимо, сдался.
— Скажите, мой друг, — громко обратился он к Энсинасу, как более представительному из группы охотников, — вы, вероятно, не раз встречались с индейцами, и вам знакомы их повадки?
— Не далее как пять дней тому назад, сеньор, я имел с ними кровавую схватку! — ответил старый охотник.
— Видите, батюшка! — вскричала Розарита.
— Где это произошло? — спросил дон Августин.
— Недалеко от президио Тубак.
— Только в двадцати милях отсюда! — испуганно добавила девушка.
— Неделю назад это дитя, — сказал гасиендеро, указывая на донью Розариту, — увидела на лесной дороге двоих индейцев племени папагосов!
— Нет, батюшка, — перебила дочь, — папагосы не могут иметь такого зловещего вида. Это, несомненно, были волки, переодетые в овечью шкуру, как утверждает дон Висенте!
— Дон Висенте — такой же трус, как и ты! — улыбнулся гасиендеро.
— Когда на руках имеешь такое сокровище, благоразумие никогда нелишне! — галантно отозвался сенатор.
— Хорошо, — согласился гасиендеро. И обратясь к охотнику, продолжал: — Сколько вы зарабатываете в день вашим опасным промыслом?
— День на день не приходится, сеньор! — отвечал Энсинас. — Иногда в день зарабатываешь много, а иногда целую неделю сидишь с пустыми руками!
— Сколько же, однако, в среднем?
— Мы можем заработать до двух песо в день, считая стоимость шкуры бизона, совершенно целой и не поврежденной, в пять песо.
— Ну, так вот что! Каждому из вас я назначаю по три песо в сутки, а вы должны с нами оставаться вплоть до окончания охоты. Согласны?
Товарищи Энсинаса утвердительно кивнули.
— Кроме того, — продолжал гасиендеро, — я предоставлю вам выбрать по своему вкусу по мустангу из числа тех, которые нам попадутся!
— Браво! Сочтем за удовольствие послужить такому щедрому сеньору! — воскликнул Энсинас.
— Надеюсь, дитя мое, — прибавил дон Августин, — что теперь, когда у нас двадцать восемь вакеро и четыре охотника, ты будешь спокойна, и ничто уже не омрачит твоего удовольствия.
Вместо ответа Розарита обняла и поцеловала отца, и, таким образом, все устроилось ко взаимному удовольствию.
Так как солнце скоро должно было погрузиться за вершину леса, то все принялись за последние приготовления к охоте. Лошадей охотников расседлали, затем внутри палисада поставили несколько коней, в качестве приманки, и, наконец, с берегов озера было убрано все, что могло напугать диких животных, за исключением двух палаток. Приближалось время, когда дикие лошади, томимые жаждой, должны были возвратиться к водопою.
Дон Августин осведомился у вакеро, не заметили ли они в три последние дня некоторых из этих животных близ Бизоньего озера.
— Нет, сеньор, — ответил один слуга, — не замечали, хотя вот уже трое суток Хименес с четырьмя своими людьми объезжают берега реки, сгоняя их сюда!
— Тогда сегодня вечером надобно их ждать здесь! — проговорил гасиендеро.
Бизоньи шкуры, еще бывшие полусырыми, были сняты с кольев. Сбруя, седла и весь багаж были отнесены в глубь леса. Набросали на палисад свежие ветви вместо прежних, высушенных солнцем. Для двух наиболее ловких и опытных в искусстве метания лассо вакеро приготовили быстроходных скакунов.
При входе в одну палатку сели дон Августин с дочерью и сенатор таким образом, что, будучи укрыты от подозрительных глаз диких мустангов пологом, они видели все озеро. Вакеро и охотники за бизонами сгруппировались на берегу, противоположном тому, где разбросанные там и сям следы показывали обычный путь лошадей к водопою. Только двое слуг укрылись внутри эстакады, вставши по обеим сторонам ворот. Когда все это было сделано, наступила тишина.
Озеро и его окрестности казались пустынными. Солнце уже скрылось за лесом, и его последние пурпурные лучи, пробиваясь сквозь листву деревьев, гасли в водах озера, окрашивая в розовый цвет белые колокольчики кувшинок и цветы лилий. Оживленные наступающей прохладой птицы везде зачинали свои вечерние мелодии.
Через несколько минут томительного ожидания, вызвавшего краску нетерпения на бледных щечках доньи Розариты, вдали послышался неопределенный шум. То стадо диких мустангов возвращалось к водопою, стремясь с быстротой урагана, повергая ниц на своем пути молодые деревья и сотрясая землю топотом копыт. Но, вместо того чтобы постепенно усиливаться, шум этот внезапно прекратился. Было очевидно, что животные почуяли опасность и остановились, охваченные паникой.
